— Вы не можете войти в наш дом, — сказала она. — Если вы сделаете это, то совершите богохульство.
Солдаты опустили глаза — у них не было ни малейшего желания осквернять обитель, но в то же время они получили строгий приказ.
Джиролама решительно посмотрела на солдат:
— Возвращайтесь к его святейшеству, — сказала она, — сообщите ему, что дочь попросила у меня пристанища и я приютила ее и не поменяю решения, даже если он прикажет мне отпустить ее.
Вооруженный отряд повернул обратно. Солдат удивило мужество женщины.
В Ватикане папа и двое его сыновей молча переживали нанесенное оскорбление.
Они знали, что на улицах шепчутся о том, что Лукреция ушла в монастырь по той причине, что ее пытались заставить сделать что-то противное ее желанию.
Александр пришел к одному из своих скорых и блестящих решений.
— Пусть ваша сестра остается в монастыре, — сказал он, — больше не предпринимайте никаких попыток забрать ее оттуда. Распространяются сплетни, затевается скандал, и пока мы не добьемся развода, мы хотим оградить Лукрецию от подобных вещей. Нужно распустить слухи, что мадонна по нашему желанию живет в Сан Систо, именно мы захотели, чтобы она побыла в спокойных условиях, пока не станет свободна от Джованни Сфорца.
Так что Лукрецию оставили в покое, но в то же время ее отец и братья удвоили свои усилия, чтобы скорее добиться развода.
Жизнь Лукреции подчинялась теперь звону колоколов Сан Систо, она была счастлива в монастыре, где с ней обращались, как с самой дорогой гостьей.
Никто не сообщал ей новостей, и она не знала, что римляне все еще потешаются над тем, что они называли фарсом развода. Ее миновали скандалы, которые связывались с именем Борджиа, она не имела ни малейшего понятия о том, какие стихи и эпиграммы пишут на стенах.
Александр вел спокойную жизнь, не обращая ровно никакого внимания на грязные измышления. Единственной целью он считал развод дочери со Сфорца.
Он поддерживал постоянную связь с монастырем, но не предпринимал никаких попыток убедить Лукрецию вернуться домой. Он позволил ей узнать о ходивших слухах, и она приняла решение принять монашеский сан, добившись на то разрешения отца, так как полагала, что это лучшее решение вопроса в ответ на гнусности, которые распространяли о ней.
Папа выбрал из своей челяди слугу, чтобы носить Лукреции письма. А поскольку он планировал после развода послать дочь в Испанию в сопровождении брата, герцога Гандийского, то выбрал посыльным молодого испанца, своего любимого камердинера.
Педро Кальдес был молод, хорош собой и всячески старался угодить папе. Его национальность способствовала этому, поскольку Александр особенно благоволил к испанцам; прекрасные манеры юноши восхищали папу, который не хотел, чтобы Лукреция слишком увлеклась жизнью монастыря и сильно привязалась к монахиням.
— Сын мой, — сказал Александр молодому камердинеру, — ты будешь относить письма моей дочери и отдавать их лично ей в руки. Настоятельница знает, что Лукреция находится в монастыре с моего согласия, поэтому тебя будут пускать к мадонне Лукреции. — Александр улыбнулся. — Тебе придется быть не простым посыльным, я хочу, чтобы ты об этом знал. Ты будешь рассказывать ей о славе своей страны. Я хочу, чтобы ты зажег в ней желание посетить ее.
— Я сделаю все, что в моих силах, ваше высокопреосвященство.
— Не сомневаюсь. Узнай, ведет ли она жизнь монахини. Я не хочу, чтобы моя дочь жила так скромно. Спроси, не пожелает ли она, чтобы я прислал ей компаньонку — очаровательную девушку одних с ней лет. Передай ей, что я нежно ее люблю и скажи, что я всегда помню о ней. Теперь иди, а как вернешься, приходи — расскажешь, как она поживает.
Итак, Педро отправился в монастырь, твердо решив успешно справиться с данным ему поручением. Он был в восторге от него. Он часто видел мадонну Лукрецию и восхищался ею. Она казалась ему самой прекрасной женщиной на свете, его больше привлекала ее сдержанность, чем смелая красота Джулии, а Санчия вообще была не в его вкусе, он смотрел на нее как на обыкновенную куртизанку. Педро казалось, что в сравнении с другими женщинами Лукреция только выигрывает.
Он стоял перед монастырем у подножия Авентина и смотрел на здание. Он почувствовал, что это мгновение может изменить его судьбу; ему выпала возможность попробовать завоевать дружбу Лукреции, о чем он прежде не осмеливался и мечтать.
Его впустили. Монахини, встречавшиеся ему в коридорах, торопливо проходили мимо с опущенными глазами. Педро проводили в маленькую комнатку. Как спокойно там было!