123 
Я прислушивалась к шуму и суете, наблюдала за ярко одетыми женщинами в развевающихся платьях. У многих вокруг шеи были ожерелья из цветов, и у большинства — длинные черные волосы. Женщины были красивы и двигались с исключительной грацией. На мужчинах было мало одежды, и она были менее привлекательна. Большинство были в одних набедренных повязках. Они суетились, громко кричали.
Это была колоритная, завораживающая картина.
Я вернулась в комнату и немного разобрала багаж. Но тут поняла, что по-настоящему устала. Я легла в кровать и очень скоро заснула.
Я проснулась около пяти и вспомнила, что в семь за нами собирался заехать Милтон, чтобы отвезти нас к себе в дом.
Я встала и постучала в дверь Фелисити. Та по-прежнему спала, и меня поразило спокойствие ее лица. Я обрадовалась. Теперь она забудет, сказала я себе. Этот остров — самое лучшее место, чтобы забыть.
Я села у кровати и тихонько позвала подругу:
— Это я, Эннэлис. Тебе известно, сколько времени? Она открыла глаза, и в них я увидела проблеск ужаса. Должно быть, на мгновение Фелисити представила, что находится в той спальне, которую делила с мужем.
— Все в порядке, — поспешно успокоила ее я. — Мы на Карибе. Ты хорошо поспала, и я тоже. Нам был необходим отдых.
Фелисити села.
— Сколько времени?
— Около пяти.
— Он приедет в семь.
— Да, надо одеваться. Ты подумала о том, чтобы повесить одно из платьев?
— Да, голубое. Я его ни разу не надевала в…
— Оно бы там не подошло. Но теперь ты уже не там…
— Я оставила большую часть того, что носила там. Не хочу их больше даже видеть.
— А где голубое платье? А, вижу. Оно прелестно.
— Он на меня даже не посмотрит. Он все время смотрит только на тебя.
— По-моему, он все замечает.
— Похоже, он здесь человек влиятельный.
— Это его остров. Ему принадлежит плантация, а сахарный тростник, как я полагаю, — основная отрасль здесь, так что все от него зависят.
— А что ты наденешь?
— Красное.
— Оно очень яркое. Здесь вообще все очень ярко одеваются.
— Это идет к цветам и всему остальному.
— Как долго мы здесь пробудем, Эннэлис?
— Ты так стремишься вернуться домой?
— По-моему, я не буду чувствовать себя в безопасности, пока не попаду домой.
— Ты же знаешь, зачем я приехала. Я собираюсь выяснить все о брате. Как только все узнаю, я буду готова к отъезду. Но если ты хочешь уехать раньше…
— Нет. Я не вынесу поездки назад в Сидней, посадки на корабль…
— Ты же видела Милтона Хемминга за работой. Осмелюсь предположить, что он все для тебя устроит и сделает так, чтобы все прошло без сучка, без задоринки.
— Нет, нет. Я хочу быть с тобой. И мне кажется, мне здесь понравится. Я действительно считаю, что мне необходимо время… побыть вдали от всего… чтобы немножко прийти в себя — до того, как я поеду домой.
— Ну, тебе еще предстоит долгий путь по морю.
— Мне бы хотелось чтобы со мной была ты. Я останусь с тобой, и, надеюсь, ты скоро все узнаешь о Филиппе.
— Я тоже надеюсь. А теперь я должна идти одеваться, и ты — тоже. Можно попросить прислать нам горячей воды. Посмотрим, что можно сделать.
— Эннэлис!
— Да?
— Как чудесно, что мы уехали, убежали от всего этого.
Я согласилась.
Милтон приехал за нами в семь и отвез в свой дом в экипаже, весьма напоминавшем багги, на которых мы ездили в Сиднее, только гораздо более нарядном. Экипаж был тщательно отполирован, и его везли две великолепные лошади.
— Я им редко пользуюсь, — сообщил нам Милтон. — Проще ездить верхом. Вам тоже понадобятся лошади для верховой езды. Я велю прислать вам двух в отель.
— Вы нас просто ошеломляете, — заметила я.
— Для моя такая честь, что вы посетили мой остров.
День клонился к закату, солнце садилось в половине восьмого. Насколько я поняла, так было круглый год. Здесь не было времен года, как дома. Ни зимы, ни лета — только сухой сезон и сезон дождей. Я была рада, что он еще не начался.
Мы подъехали к чугунным воротам, широко распахнутым, а потом оказались на аллее, по обе стороны от которой росли высокие стебли сахарного тростника. Это и была плантация. I/I тут я увидела дом. Он был большим, белым и внушительным. Весь пейзаж был окрашен красным отсветом заходящего солнца. Повсюду, куда ни кинь взгляд, был сахарный тростник.
У меня от восхищения перехватило дыхание.
— Вам нравится? — спросил Милтон.
— Это… просто великолепно.
123 
