99 
Она, должно быть, была замечательно хороша собой в то время – картина свидетельствовала об этом. У нее было много поклонников, появившихся, едва ей исполнилось шестнадцать лет. «Как пчелы, – будто бы сказал ее отец, – вокруг гелиотропа».
– Ах, если бы вы могли меня тогда видеть! Я, бывало, танцевала всю ночь, а утром уже была готова веселиться весь следующий день.
Одной из ее любимых забав было размышлять, что бы случилось, если бы она вышла замуж за лорда Бэнксайда, или сэра Джеральда Тора, или за одного из троих других мужчин, кто просили ее руки.
– Уверена, я могла бы выйти замуж двадцать раз. О, и даже больше того. – Она начинала загибать пальцы. – Я была помолвлена четыре раза. Мой отец говорил, что я слишком разборчива. А потом мои родители начали волноваться из-за того, что я унаследовала его сердечную болезнь. Я помню, как они, бывало, наблюдали за мной. Я стала задыхаться, и однажды у меня случился сердечный приступ. Они пригласили доктора...
– Он тоже был в вас влюблен? – слегка иронично спросила Аманда.
– Ну, отчасти. Ему было под шестьдесят, но он всегда говорил такие приятные вещи. А они были им недовольны и поэтому решили обратиться к специалисту. Хескет был сыном этого специалиста. Тогда он еще только учился. Наши семьи познакомились. Возможно, мне не следовало выходить замуж. Или уж если выйти... то за кого-нибудь другого. Хескет постоянно говорит: «Ты не должна делать это...» Или: «Ты не должна делать то». А ведь именно «это» и «то» я и хочу делать. «Это слишком возбудит тебя». Или: «Для тебя это вредно». Иногда я думаю, что лучше умереть, чем продолжать жить так безотрадно, как советует мне Хескет.
– Это потому, что он о вас заботится, хочет, чтобы вы хорошо себя чувствовали, – успокаивала ее Аманда.
– О да, я понимаю. Но кто захочет быть здоровым и жить так скучно? – Ее глаза начинали наполняться слезами, которых все боялись не меньше, чем ее приступов ярости, это были слезы жалости к самой себе. – Иногда мне хотелось бы умереть, хотелось бы устроить бал и танцевать, танцевать... как я танцевала прежде... танцевать и танцевать, пока я не упаду замертво.
– Но вы не будете танцевать до упаду, – практично заметила Аманда. – Это романтичная картинка. Вы начнете задыхаться... и не сможете танцевать. Вам станет плохо, начнется приступ. Нельзя танцевать, а потом изящно и очаровательно лечь и умереть.
– Какая вы недобрая!
Подобную «недоброту» она принимала лишь со стороны Аманды, но больше ни с чьей. Спокойный здравый смысл Аманды ее не злил. Возможно, благодаря тому, что и в этом случае чувствовалось, что она жалеет и понимает Беллу больше, чем кто-либо другой.
«Да, – снова подумала Аманда, глядя на угасающие огоньки в камине, – мне следует уйти отсюда».
Шести месяцев пребывания в этом доме ей хватило, чтобы понять, что она должна его покинуть, что чем дольше она будет здесь, тем труднее ей будет уйти, но не из-за жалости к больной, а из жалости к мужу больной.
У нее был выбор – она могла бы выйти замуж за Фрита. Она была уверена, что после небольшого намека с ее стороны он бы снова сделал ей предложение. Она могла бы выйти замуж и за Давида Янга. Она представила себе жизнь в приятном загородном доме – возвращение к той жизни, в которой прошло ее детство, Лилит могла бы ей помочь. Аманда изредка навещала Лилит, и Лилит хотелось, чтобы она приходила, когда Сэма не было дома. Она никогда не спрашивала о Фрите, и Фрит никогда не говорил о ней. Аманда догадывалась, что они часто вспоминали друг друга. Они должны были бы пожениться. Но должны ли? Это была старая классовая проблема; от нее не уйти. Лилит и Фрит принадлежали к двум разным классам, разным мирам. Можно ли было объединить эти миры? Возможно, некоторые люди смогли бы. Аманде были понятны доводы Фрита, но она не могла не сочувствовать взглядам Лилит. Поэтому ей было трудно всецело поддерживать одну или другую сторону; поэтому-то она не могла быть всем сердцем предана общему делу, как Уильям был предан или как хотел быть предан Давид. Она не могла отдать свою преданность одной воюющей стороне. Все в мире было так перемешано. Слишком много было оттенков у черного и белого, слишком много степеней у добра и зла. Ей было жаль Хескета, но и Беллу ей было жаль. И вот она здесь, по-прежнему у доктора и его жены.
Лежа в своей комнате, она слышала какое-то движение в соседней. Это ходила Белла. Аманда услышала звук открываемой дверцы шкафа, затем раздалось позвякивание склянок. Значит, Белла не могла заснуть, а ее средство от бессонницы находилось у нее в шкафу.
99 
