Особенно,... 
49 
Потом она открыла глаза и боковым зрением продолжала видеть разрушенный дом на экране. Она была не в состоянии выключить телевизор и остаться один на один с тишиной, хотя эта катастрофа была ужасным отражением ее собственного душевного состояния. Всего несколько часов назад она сохраняла хоть какую-то целостность. Она всегда представляла себе грань между здравым рассудком и безумием как отверстую расщелину, но теперь ей казалось, что это скорее как граница в пустыне: никогда не знаешь, пересек ты разделительную линию или еще нет.
На экране были уже не руины здания, а мешок для перевозки трупов, который клали на носилки; затем показали раненых, бредущих по тротуарам, зазубренные края разбитых окон, деревья, с которых сорвало всю листву, перевернутые машины во дворах, дорожный указатель, уткнувшийся в землю. Редакторы этих теленовостей, наверное, настоящие профессионалы, они умеют напугать: каждый кадр — как пощечина, швыряющая равнодушных зрителей в новую реальность.
Потом вернулся покой. Корреспондент стоял на фоне церкви Святого Герменегильда.[26] У него было дружелюбное лицо. Консуэло прибавила звук в надежде услышать хорошие новости. Камера крупным планом показала табличку на церкви и затем вернулась к корреспонденту, который теперь, прохаживаясь, кратко рассказывал об истории храма. Камера неотрывно фиксировалась на его лице. В этой сцене было какое-то необъяснимое напряжение. Что-то должно было произойти. От этого ожидания Консуэло застыла в неподвижности. Голос корреспондента сообщил, что на этом месте раньше была мечеть. Камеру навели на верхнюю часть классической арабской арки. Поле кадра расширилось, чтобы показать новый ужас. Над дверями красными буквами было выведено: «Аhоrrа es nuestra». «Теперь это — наше».
Еще одна череда чудовищных кадров. Женщины кричат без видимой причины. Кровь на тротуарах, в кюветах, кровь, от которой набухает уличная пыль. Из руин поднимают тело — ужасное в своей обмякшей безжизненности.
Она больше не могла выносить это зрелище. Чтобы снимать эти ужасы, операторы должны быть роботами. Она выключила телевизор и какое-то время молча сидела в кабинете.
Эти картины потрясли ее. Мрак, клубившийся у нее в груди, кажется, вновь был отделен от мира перегородкой. Руки у нее дрожали, но ей больше не нужно было впиваться зубами в бумажный ком. К ней вернулся стыд от первой консультации с Алисией Агуадо. Консуэло прижала ладони к скулам, вспомнив свои слова: «слепая сука». Как она могла такое сказать? Она взяла телефонную трубку.
Алисия Агуадо услышала голос Консуэло с видимым облегчением. Чувство, что о ней кто-то беспокоится, всколыхнулось у Консуэло в горле. До нее никогда никому не было дела. Она выдавила из себя извинения.
— Меня обзывали и похуже, — заметила Агуадо. — С учетом того, что представители нашей профессии куда изобретательнее всех прочих в том, что касается оскорбления ближнего, можете себе представить, какие скрытые резервы сознания выходят на поверхность, когда люди имеют дело с психологами.
— Это было непростительно.
— Все будет прощено, если только вы придете ко мне еще раз, сеньора Хименес.
— Зовите меня Консуэло. После того, через что мы прошли, о формальностях можно забыть, — сказала она. — Когда вы сможете меня принять?
— Я б хотела принять вас сегодня вечером, но до девяти мне это не удастся.
— Сегодня?
— Я очень о вас беспокоюсь. В обычной ситуации я бы не стала спрашивать, но…
— Но что?
— Мне кажется, вы достигли очень опасной точки.
— Опасной? Опасной для кого?
— Обещайте мне одну вещь, Консуэло, — сказала Агуадо. — Вы приедете ко мне сразу после работы, а когда наша беседа закончится, вы тут же отправитесь домой и устроите так, чтобы там с вами побыл кто-нибудь из близких — родственник или друг.
Консуэло молчала.
— Думаю, я могу попросить сестру, — произнесла она наконец.
— Это очень важно, — подчеркнула Агуадо. — Думаю, вы уже осознали, что в вашем теперешнем состоянии вы чрезвычайно уязвимы, так что я бы порекомендовала вам ограничиться пребыванием дома, на работе и в моем кабинете.
— Но вы можете хотя бы объяснить мне почему?
— Не по телефону. Объясню лично, вечером, — сказала она. — И помните, сразу ко мне. Не поддавайтесь искушениям отклониться от маршрута, сколь бы сильны они ни были.
Мануэла Фалькон сидела перед телевизором в большом уютном кресле Анхела. Сейчас она была не в состоянии двигаться, она не могла даже дотянуться до пульта и выключить экран, передававший жуткие картины непосредственно в ее сознание. Полиция занялась эвакуацией людей из универмага «Корте Инглес» на площади Герцога, после того как поступили четыре сообщения о подозрительных пакетах, обнаруженных на разных его этажах. Для проверки и патрулирования здания прибыли два проводника с двумя собаками. Затем показали обезлюдевшие перекрестки в центре города, обувь, разбросанную по булыжнику, и людей, бегущих к Новой площади. Мануэла ощущала собственную бледность, в ее голове циркулировало минимальное количество крови, необходимое для снабжения тканей кислородом и обеспечения деятельности мозга. Конечности у нее мерзли, несмотря на то что дверь на террасу была открыта и температура на улице уверенно повышалась.
49 
