— Давайте не будем торопиться, старший инспектор, — заявил Риверо. Кровь отлила от его лица. — Вы пришли сюда с вопросами об исчезновении Татеба Хассани. Я помогал вам как мог. Теперь вы меняете тему вопросов, даже не дав мне возможность рассмотреть проблему в новом свете.
— Мы не хотели вас подгонять, дон Эдуардо, — заметил Фалькон. — Давайте вернемся к вопросу о том, почему вы в течение пяти дней оказывали гостеприимство Татебу Хассани…
Риверо сглотнул и, обхватив себя руками, привалился к столу, готовясь к следующему кругу этого марафона.
— Он помогал нам вырабатывать нашу политику в области иммиграции. Он, как и мы, не верил, что Африка и Европа совместимы и что ислам и христианство могут гармонично сосуществовать. Он глубоко разбирался в арабском менталитете, и это было для нас чрезвычайно полезно. И, конечно, его имя и профессиональная репутация добавляли веса нашей работе.
— Даже несмотря на то, что он редко бывал на родине, всю свою взрослую жизнь провел в США и вынужден был уйти из Колумбийского университета под угрозой судебного процесса о сексуальных домогательствах, в результате чего лишился квартиры и всех сбережений? — задал вопрос Фалькон.
— Несмотря на это, — ответил Риверо. — Он обладал неоценимыми знаниями.
— Сколько «Фуэрса Андалусия» заплатила ему за работу?
Риверо смотрел в стол, его ужасала необходимость импровизировать все дальше и дальше. Как ему хоть что-то из этого запомнить? Внутри у него все свело от усталости. Он яростно стряхнул ее с себя. Ему надо держаться; как смертельно раненный, он должен продолжать говорить, преодолевая желание сдаться. Внутри у него разрастались пробоины. Его скорлупа дала трещину, как только неизвестные прислали ему этот DVD и он вынужден был воочию увидеть всю омерзительность своих невоздержанных деяний. Трещины поползли дальше, когда к нему пришел Анхел. Риверо слушал, его седая грива тряслась, а лицо побагровело от избытка алкоголя, когда Анхел сказал, как он может его спасти. Слухи распространялись, как костер в лесу, пожирающий пересохший подлесок, набирающий силу, готовясь обратиться в могучий пожар. Анхел спас его, но за это пришлось заплатить свою цену. Пришло время уйти — иначе тебя уничтожат.
Эта беседа с Анхелом ослабила его больше, чем он думал. День за днем трещины расползались, пока не разрушили все части его «я». Теперь каждый шаг был шагом вниз, во тьму. В его дом вошло убийство и осквернение мертвого тела. После того как это произошло, он не мог понять, как дошел до такого за считаные недели. Он был блестящим, целостным человеком — и вдруг оказался разломан, разбит, разорван на части без всякой надежды на восстановление. Он должен удержаться. Должен сохранить сердцевину своей личности.
— Вы должны помнить, сколько вам пришлось заплатить за столь бесценные советы, — проговорил Фалькон, наблюдавший с другой стороны стола за его мучительными внутренними борениями.
— Пять тысяч евро, — ответил Риверо.
— Чеком?
— Нет, наличными.
— Вы заплатили ему «черным налом»?
— Даже полицейские знают, как делаются дела у нас в стране, — кисло заметил Риверо.
— Должен признать, дон Эдуардо, я восхищаюсь вашим самообладанием в этих весьма тяжелых обстоятельствах, — проговорил Фалькон. — Будь я на вашем месте и узнай я, что человек, которому я заплатил пять тысяч евро за консультацию в области иммиграционной политики, участвовал в заговоре террористов, которые планировали взорвать две школы и факультет университета, — я бы впал в состояние шока. А то, что этот человек еще и виновен в написании этих чудовищных инструкций, которые учат убивать школьников одного за другим, пока требования террористов не будут выполнены, — меня бы это просто раздавило, окажись я на вашем месте.
— Но, в конце концов, вы же политик, — заметил Рамирес, улыбаясь.
По бокам у него стекал пот, его желудок начал яростно протестовать, нарастающее давление крови кричало ему в уши, сердце у него билось так быстро и туго, что он вынужден был глотать при каждом вдохе, и его мозг жадно требовал кислорода. И все-таки он сидел на месте, постукивая пальцами по носу, обхватив себя руками, прижавшись к столу.
— Должен сказать, — произнес Риверо, — я не могу даже представить себе, что все это может означать.
— Итак, у вас был ужин в субботу вечером, — сказал Фалькон. — Блюда не подавались одно за другим, поскольку это был ужин «а-ля фуршет». Сколько человек присутствовало на этом ужине? Пока мы знаем о вас и об Агустине Карденасе, но вы вряд ли стали бы трудиться затевать такое мероприятие ради вас двоих?