Особенно,... 
8 
— Играйте, — крикнул король музыкантам, и зазвучала музыка.
Генрих танцевал так, как любил. Его прыжки должны быть выше, чем у других; его телодвижения должны быть энергичнее, чем у них. Наблюдавшая за ним Катарина подумала: теперь он кажется даже моложе, чем в день нашей свадьбы.
— Быстрее! Быстрее! — командовал он.— Кто устал? Что ты, Невет? — И он одарил сэра Томаса Невета насмешливым взглядом. — Еще, еще,— командовал Генрих музыкантам, и танец продолжался.
Все так сосредоточенно наблюдали за танцем веселого молодого короля, что не замечали происходящего на другом конце зала.
Один из толпы — шкипер, волею судеб оказавшийся в лондонском порту,— пробормотал:
— Вы только посмотрите на отделку этой беседки. Украшения на ней из чистого золота!
Он протянул руку, чтобы дотронуться до одного их них, но тут его опередила другая рука. Она сняла с беседки золотое украшение, и несколько человек столпились вокруг, чтобы рассмотреть его.
Через несколько мгновений многие зеваки сорвали с беседки по золотому украшению; толпа сзади, увидевшая, что происходит, решила не упускать возможности и надавила вперед, и буквально в несколько минут с беседки содрали все золотые украшения, которые делали ее произведением искусства.
А король все продолжал танцевать, улыбаясь молодым леди и время от времени бросая взгляд в сторону королевы. Наблюдает ли она? Восхищается ли она?
Каждый раз, когда их глаза встречались, Катарина была наготове; ей удалось придать своему лицу то выражение изумления, которое он все время искал.
Наконец, музыка затихла, и Генрих остановился, одаряя милостивой улыбкой всех собравшихся.
— Вы видите,— провозгласил он,— что на костюмах исполнителей есть золотые буквы. Это мои инициалы и той, что так мне дорога. А теперь я предлагаю леди подойти и взять себе эти переплетенные инициалы; надеюсь, они сохранят их, а когда им придет время выходить замуж, постараются жить в полном согласии и последовать примеру своей королевы и... Сэра Преданное Сердце.
Леди ринулись вперед. Катарина заметила, что многие бросали кокетливые взгляды на короля, и тогда почувствовала благодарность королю за его преданность и устыдилась, что порицала его. Он просто мальчик, сказала она себе, мальчик, который хочет быть хорошим. Внезапно послышались крики с другого конца залы, где стояла золотая беседка, теперь превратившаяся в несколько деревянных стоек. Простой народ, которому, как того требовали обычаи, разрешили посмотреть, как пирует, танцует и веселится их король, ринулся вперед.
Молодым леди предложили снять с короля его украшения — хорошо, пусть они так и сделают, а мужчины помогут им в этом.
Послышались испуганные и удивленные возгласы танцоров, которых окружили со всех сторон. Сам король попал в руки полудюжины смеющихся мужчин и женщин, но в их глазах было нечто большее, чем смех. Они увидели роскошь Вестминстерского дворца и сравнили его со своим домом; они увидели мужчин и женщин, чья одежда была покрыта сверкающими драгоценностями и золотыми украшениями, каждое из которых позволило бы им жить в роскоши много лет.
Это был их король, их возлюбленный король, но толпа, чувствующая свою сплоченность перед лицом правителей, заслышав призыв, была неизменно готова. Здесь же был всего лишь маскарад, и люди прониклись духом маскарада. Они не причинят вреда своему прекрасному королю, но им нужны его драгоценности.
Слушая, как протестуют его друзья, чувствуя, как к нему все ближе придвигаются люди с не очень приятным запахом, Генрих перестал быть мальчиком, ищущим наслаждения. Он немедленно стал проницательным и хитроумным мужчиной. Он не знал страха, всегда чувствовал, что сможет справиться с любой ситуацией; как можно чаще общаясь со своим народом и находя в этом удовольствие, он мог понять их; поэтому из всех знатных мужчин и женщин в этой зале король был самым спокойным и самым мудрым.
Эти голубые глаза, так легко загоравшиеся яростью от неосторожного слова придворного, были полны веселья. Они явно были полны смеха. В свою игру он поиграл, теперь должен поиграть в игру народа; при этом он не забыл, что все еще был главным игроком.
Он улыбнулся, глядя прямо в глаза хорошенькой юной швее, оторвавшей золотую пуговицу с его дублета.
— Пусть от нее еще ярче засияют твои прелестные глазки,— сказал он.
Та испуганно вспыхнула, потом повернулась и убежала.
8 
