Особенно,... 
73 
Карл сказал, что рассуждения мои – превосходный образец женской логики, и нежно меня поцеловал.
Однако от меня было не так-то легко отделаться, и я рассказала о скупости казначея своим друзьям – графу Голланду и шевалье де Жару.
Маркиз де Фонтене-Марой знал о моих хороших отношениях с шевалье де Жаром, а таким людям, как маркиз, всюду мерещатся заговоры. Однажды шевалье прибежал ко мне в полном отчаянии и сказал, что дом, который он снимает, ограблен и все бумаги исчезли.
Я немедленно отвела юношу к Карлу, который отнесся к этой истории чрезвычайно серьезно и спросил, кто, по мнению де Жара, мог устроить ограбление?
– Я убежден, что это сделал человек, желавший навредить мне, – ответил шевалье.
– Карл, мы должны найти и наказать этого негодяя, – воскликнула я.
Карл сказал, что лучше всего пригласить французского посла. Так король и сделал, а я попросила разрешения присутствовать при их беседе, подумав, что мне, возможно, придется защищать моего дорогого друга де Жара.
И я не ошиблась. Правда, многого добиться мне не удалось, а кончилось все тем, что мы едва не поссорились с Карлом.
Фонтене-Марой держался крайне высокомерно. Он тотчас же заявил, что комнаты шевалье де Жара были обысканы по его, посла, приказу и по его же приказу были унесены все бумаги.
– Но это же воровство! – вскричала я.
– Миледи, – ответил посол, повернувшись ко мне и поклонившись, – я состою на службе у Его всемилостивейшего Величества короля Людовика и по его повелению расследую дела, в которых замешан шевалье де Жар.
Карл кивнул, явно принимая это объяснение.
– Именно поэтому я и забрал у шевалье все бумаги, – продолжал Фонтене-Марой. – И поскольку у него нет теперь никаких документов, он не может больше оставаться в Англии и вынужден будет вернуться во Францию.
– Но зачем это нужно? – изумилась я.
– А вот это, Ваше Величество, мы скоро узнаем, – ответил маркиз.
После этого он осведомился у Карла, желает ли тот обсудить с ним что-нибудь еще.
Когда маркиз ушел, я повернулась к мужу.
– Вы не должны были позволять ему клеветать на шевалье. Де Жар – мой друг!
Карл мягко ответил мне:
– О, я знаю, что он хорошо танцует и является прекрасным собеседником, но если он выступает против собственного государя, то должен отвечать за свои действия.
– Но ведь он же мой друг! – возмутилась я.
– Прежде всего он подданный короля Франции, – напомнил король.
– Это означает, что его силой отправят на родину? – упавшим голосом спросила я.
– Он не может жить здесь без документов, – пояснил Карл.
– А почему? – не уступала я.
– Потому что их изъял посол – и я не сомневаюсь, что через несколько дней брат ваш потребует, чтобы шевалье вернулся во Францию, – спокойно произнес мой супруг.
Я просила и умоляла Карла смилостивиться над бедным де Жаром, но муж мой сказал, что, как бы сильно ни хотелось ему исполнить все мои желания, он не может вмешиваться в дела чужой страны, особенно если речь идет о государственной измене.
– Франция – не чужая страна! Это моя родина! – закричала я.
Но Карл напомнил мне, что теперь я – английская подданная.
Я чувствовала, как нарастает мое раздражение, и вскоре уже кипела от ярости, но Карл выглядел таким расстроенным и мне так не хотелось омрачать ссорами нашу счастливую семейную жизнь, что я подавила вспышку гнева и решила: лучше мне попридержать язык, пока я не сделаю всего, что в моих силах, чтобы помочь моему лучшему другу.
Но добилась я немногого. Примерно через неделю брат мой повелел шевалье вернуться во Францию. Я очень беспокоилась за де Жара, так как была уверена, что ненавистный Фонтене-Марой наговорит на юношу Бог весть что.
И я оказалась права. Не успел шевалье прибыть в Париж, как беднягу сразу арестовали и бросили в темницу.
А потом схватили еще многих… Шатенёфа увезли в Ангулем и засадили там под замок; даже легкомысленная герцогиня де Шеврез, которая, не сомневаюсь, числила Шатенёфа среди своих поклонников, была отправлена в ссылку. Правда, красавица недолго томилась в неволе: вскоре мы узнали, что герцогиня очаровала стражу и с ее помощью, переодевшись в мужское платье, бежала в Испанию.
Но все это случилось позже. А пока я ломала голову над тем, как мне помочь моему милому шевалье де Жару.
Вот тогда-то и начались неприятности. Я написала своему брату, умоляя его освободить шевалье и заверяя Людовика, что молодой человек всегда был его преданнейшим слугой. Но, к несчастью, сын Вестома Джером, которого послали с важными бумагами к королю Людовику, на обратном пути в Англию заночевал в той же гостинице, что и гонец, везший в Париж мои письма. Англичане разговорились, и Джером, чрезвычайно серьезный человек и истинный сын своего отца, которому всюду мерещились враги, решил, что имеет право ознакомиться с депешами, доставляемыми во Францию.
73 
