201 
«Дорогой Антон Павлович! Всё не хотел писать Вам, оттого, что ничего не порешили до сих пор с Марксом. Кончится дело, впрочем, на этой неделе. В общем пока оно заключается вот в чем: напечатанные, но не сброшюрованные еще Ваши сочинения, как и Вы согласились, признаются собственностью Маркса; он предлагает нам купить их за 7½ тысяч, Ал. Серг. согласен дать только пять, на чем-нибудь среднем остановимся. Все Ваши счета у меня, но продажа, если она состоится, и мартовский и апрельский отчет должны изменить дело, — значит, нечего и посылать Вам эти документы: Вам пришлось бы принять их, как говорят чиновники, только „к сведению“. Все Ваши долги, разумеется, будут покрыты, и Вам достанется еще некоторый куш. Продажу Ф. И. Колесов хочет устроить в пользу магазина и Ал. Серг., но Ал. Серг. сказал мне, что он ни за что не желает спекулировать на Ваши книги: велит вычесть типографский счет, деньги Марксу и 30% магазину, а чистую прибыль всю отдает Вам. Только что он спрашивал, не в Москве ли Вы теперь? Я ответил, что вряд ли, потому что зашли бы в этом случае в магазин, а этого не было. Может быть, мое рассуждение и не особенно вышло крепко, но тогда Вы напишите поскорее и известите, где Вы и что с Вами? Розанов (Вы с ним ведь познакомились заочно?) сказал мне, что здоровье Ваше прекрасно, и этим очень меня порадовал. <…> всё еще не пришло время, когда Ал. Серг. может спокойно думать обо всем; он до сих пор возится с ответом в суде чести <…> Отчасти как последствие пережитой бури, отчасти по новым причинам атмосфера тут очень тяжелая, чувствуешь какой-то кошмар. В общественной жизни та же история; все сбиты с пути, не знают чего ждать, на что рассчитывать. Рознь царит страшная, и чем-нибудь это да должно разрешиться. Как будто всё очень спокойно, но или я очень мало чуток и грубо ошибаюсь, или в самом деле это какая-то зловещая тишина. Впрочем, что об этом писать? Тут или ничего не скажешь, или надо очень много говорить».
…я ответил К<онстантину> С<еменовичу>… — См. «Несохранившиеся и ненайденные письма», № 1114 * .
Это я послал Вам по просьбе автора. — А. С. Яковлев писал Чехову 9 марта 1899 г.: «Одновременно с этим письмом посылаю Вам под заказною бандеролью мой рассказ „Ревность“. Рассказ этот пролежал у Тычинкина более трех месяцев, и дело кончилось тем, что я его взял обратно. Константин Семенович говорил мне, что ему поместить мой рассказ трудно, так как во-1) в редакции масса материала, а во-2) аллах ведает, кто в „Новом времени“ хозяин: отец или сын.
Не откажите в свободную минуту пробежать мою „Ревность“, сказать Ваше о ней мнение и, если рассказ заслужит Ваше одобрение, будьте добры переслать его Суворину, чем очень меня обяжете» (ГБЛ). 9 мая Яковлев писал: «Буду с нетерпением ожидать Вашего приезда в Питер и надеяться, что при Вашем любезном содействии мне удастся вступить в полк суворинских сотрудников» (там же). По-видимому, рассказ не был напечатан.
Тут носятся упорные слухи, что Ванновский отказался… — Комиссия, возглавляемая генералом П. С. Ванновским, была назначена, чтобы «произвести всестороннее расследование причин и обстоятельств беспорядков, начавшихся 8 сего февраля в императорском Санкт-Петербургском университете» («Правительственный вестник», 1899, № 41, 12 февраля). Однако до обнародования результатов «всестороннего расследования» в «Правительственном вестнике» 2 апреля, а на следующий день и во всех газетах было помещено правительственное сообщение, в котором беспорядки объяснялись политическими причинами. «Старик Ванновский очутился на старости лет в совершенных дураках», — записал в своем дневнике В. Г. Короленко (запись от 9-12 апреля 1899 г. — В. Г. Короленко. Полное посмертное собрание сочинений. Дневник. Т. IV. <Полтава>, 1928, стр. 158).
В Харькове публика устраивает на вокзале проезжающим студентам овации… — Возможно, что сведения о харьковских событиях Чехов получил от своей знакомой К. В. Морозовой. Живя в Ялте, Морозова поддерживала постоянную переписку с Харьковом, где жила ее семья. Из записок К. В. Морозовой к Чехову (ГБЛ) видно, что весной 1899 г. он навещал ее в Ялте.
…по поводу дела Скитских. — Братья Степан и Петр Скитские обвинялись в убийстве Комарова. Это сложное судебное дело было еще более осложнено явно пристрастным ведением следствия. Дело трижды рассматривалось в Полтаве; в третий раз, в мае 1900 г., подсудимые были оправданы. Подробное изложение дела Скитских, которое рассматривалось в Полтаве в особом присутствии харьковской судебной палаты, печаталось в «Русских ведомостях» с 24 по 29 марта (№ 82–87).
201 
