Особенно,... 
67 
Ваш рассказ можно, конечно, напечатать и в том виде, в каком он есть. Но мы с Сувориным решили так: я на днях поеду в Москву и пришлю Вам рассказ, так как свободное время у Вас, слава богу, есть, то, быть может, Вы займетесь рассказом, если найдете это нужным, потом пришлете его мне, а я пошлю его в Питер. Это мой маленький каприз!
В Москве я буду в среду * . Рассказ Вы получите в четверг. А пока позвольте пожелать Вам всего хорошего и пребыть уважающим и преданным.
А. Чехов.
А Шастунова я оставил… Бог с ним!
Если Вам надоел Ваш рассказ, то извольте, мы напечатаем его без переделок.
На конверте:
Москва, Волхонка, д. Воейковой
Елене Михайловне Шавровой.
Бунину И. А., 30 января 1891 *
896. И. А. БУНИНУ
30 января 1891 г. Москва.
30 янв.
Милостивый государь Иван Алексеевич!
Простите, что я так долго не отвечал на Ваше письмо. Я был в Петербурге и только сегодня вернулся в Москву.
Очень рад служить Вам, хотя, предупреждаю, я плохой критик и всегда ошибался, особенно когда мне приходилось быть судьею начинающих авторов. Присылайте мне Ваши рассказы, но только не те, которые уже были напечатаны.
Готовый к услугам
А. Чехов.
Москва, М. Дмитровка, д. Фирганг.
Шавровой Е. М., 30 января 1891 *
897. Е. М. ШАВРОВОЙ
30 января 1891 г. Москва.
30 янв.
Посылаю Вам, Елена Михайловна, рассказ * , о котором я писал Вам перед отъездом из Петербурга. Буду ждать его возвращения. Мой адрес: М. Дмитровка, д. Фирганг.
Ваш рассказ «Замуж!» понравился и в Москве, чему я очень рад.
Будьте здоровы.
Уважающий
А. Чехов.
Суворину А. С., 31 января 1891 *
898. А. С. СУВОРИНУ
31 января 1891 г. Москва.
31 январь.
Была изумительная астрономка * . Я сказал ей: «Я с Сувориным раза три вспоминали о вас, и он кланяется вам». Она сказала: «Убирайтесь к чёрту». Горюет, что умерла Ковалевская.
Дома застал я уныние. Мой самый умный и симпатичный мангус заболел и смирнехонько лежит под одеялом. Скотинка не ест и не пьет. Климат занес уже над ним свою холодную лапу и хочет убить его. А за что?
Получили унылое письмо * . С нами дружила в Таганроге одна польская зажиточная семья. Печенья и варенья, которые я съедал у этой семьи, будучи гимназистом, теперь возбуждают во мне самые трогательные воспоминания; там были и музыка, и барышни, и наливка, и ловля щеглят на большом дворе-пустыре. Отец служил в таганрогской таможне и попал под суд. Следствие и суд разорили семью. Две дочери и сын. Когда старшая дочка вышла замуж за прохвоста-грека, семья взяла себе на воспитание девочку-сиротку. У этой девочки приключилась бугорчатка колена, и ей ампутировали ногу. Затем умирает от чахотки сын, медик 4 курса, отличный малый, Геркулес, надежда семьи… Затем бедность вопиющая… Отец бродит по кладбищу, жаждет напиться, но нет сил пить: от водки только голова жестоко болит, а мысли всё те же, такие же трезвые и гнусные. Теперь пишут, что заболела чахоткою младшая дочь, девушка, молодая, красивая, полная… Пишет об этом отец и просит десять рублей взаймы… Ах!
Мне ужасно не хотелось от Вас уезжать, но я все-таки рад, что не остался еще на один день — уехал, значит, имею силу воли. Уже пишу. Когда приедете в Москву, повесть * будет уже кончена, и я вместе с Вами вернусь в Петербург.
Скажите Боре, Мите и Андрюше * , что я их vitupero[13]. В карманах своей шубы я нашел записки, в которых было нацарапано: «Антон Павлич стыдно, стыдно, стыдно!» O pessimi discipuli! Utinam vos lupus devoret![14]
Письмо, посланное мною из Сахалина 31-го августа * , наши получили только на этих днях. Каково?
Вчера ночью не спалось, и я прочел «Пестрые рассказы» для второго издания. Выбросил за борт больше 20 рассказов.
Прошу Вас принять уверение в моем искреннем уважении и преданности. Семейству Вашему свидетельствую свое почтение.
Ваш А. Чехов.
Поклон цензору * Матвееву. Я Анне Ивановне предлагал пригласить его и Ивана Павловича Казанского в Феодосию на всё лето. Они такие весельчаки!
67 
