Особенно,... 
25 
«Когда дело касается меня, я очень слаб», – думал Хименес. Он удивлялся, что может совершенно равнодушно думать о несчастьях, которые, несомненно, выпадут на долю португальских евреев, или Эммануил примет новое условие, и в то же время беспокоиться о человеке, едва не убившем его. А все потому, что этот человек приходился ему родным братом.
* * *
Принцесса Изабелла перевела взгляд с лица матери на Торквемаду.
У нее пересохло во рту, и она чувствовала, что если попытается возразить, то не сможет произнести и слова. Выражение лица матери было нежным, но решительным. Принцесса понимала, что королева заставила себя принять решение – возможно, ее вынудил сделать это бывший духовник. Он ведь и раньше неоднократно принимал решения за королеву. Рядом с этими людьми принцесса чувствовала себя совершенно беспомощной. Они просили ее согласия, но оно им ни к чему. Все будет так, как захотят они, а не принцесса Изабелла.
– Я не могу поехать в Португалию, – еще раз попыталась возразить она.
Торквемада поднялся, и тут принцесса подумала вдруг о тех мужчинах и женщинах, которых глухой ночью привозили в его секретную тюрьму и допрашивали там до тех пор, пока от изнеможения или от чего-то еще более худшего, как ей было известно, они не говорили то, что он хотел услышать.
– Делать то, что идет на пользу Испании – долг дочери Испании, – произнес Торквемада. – И грешен тот, кто говорит: «Я не хочу этого» или «Меня это не волнует». Так нельзя.
Это ваш долг. И вы должны исполнить его, иначе вы подвергнете опасности свою душу.
– Вы утверждаете, что это мой долг, – сказала принцесса, – но откуда мне знать, что это именно так?
– Дочь моя, – вмешалась королева. – То, что принесет пользу Испании, – твой долг, и долг всех нас.
– Мама, – воскликнула принцесса, – вы не понимаете, о чем просите!
– Я очень хорошо все понимаю, – возразила королева. – Это твой крест, дорогая. И тебе придется нести его.
– Вы решите сразу две проблемы Испании, – сказал Торквемада. – Вы заключите этот брак, который обезопасит наши границы, и поможете прочно укрепиться на португальской земле христианской вере.
– Уверена, что Эммануил никогда не согласится изгнать евреев! – выкрикнула Изабелла. – Я его знаю. Он желает свободы мысли в Португалии. Он так и сказал. И никогда не согласится!
– Свободы для греха он желает, – тихо пробормотал Торквемада. – Но он жаждет брака с вами. И это будет нашим условием.
– Я не смогу, – слабо проговорила Изабелла.
– Подумай, что это означает, – прошептала мать. – Ты навсегда искоренишь ересь в своей новой стране и прославишься.
– Дорогая мамочка, меня не волнует…
– Замолчите! Замолчите! – раздался громоподобный голос Торквемады. – За такие слова вы можете предстать перед трибуналом!
– Вы разговариваете с моей дочерью, – довольно холодно напомнила королева.
– Ваше Величество, уже не в первый раз мне приходится напоминать ВАМ о ваших обязанностях.
Королева смиренно молчала. Торквемада прав. У этого человека более развито чувство долга, чем у нее. И она ничего не могла поделать с тем, что ее любовь к семье часто становилась между ней и ее долгом.
Она должна быть на его стороне. Фердинанд считает, что этот брак необходим, а выдвигаемое условие очень помогло бы католической церкви, так что ей следует забыть о своей любви к дочери и встать на их сторону.
И когда она обратилась к дочери, в ее голосе зазвучали суровые нотки:
– Перестань вести себя словно малое дитя. Ты уже взрослая женщина и дочь королевского дома. И ты согласишься на этот брак, ибо на днях я отправлю к Эммануилу курьера с депешей.
Лицо Торквемады выразило одобрение. Однако он не улыбнулся. Он никогда не улыбался, но выражение его лица было настолько близко к улыбке, насколько возможно.
Когда мать говорила таким тоном, Изабелла понимала, что возражать бесполезно. Она опустила голову и тихо произнесла:
– Прошу вас, разрешите мне вернуться к себе.
– Разрешаю, – ответила королева.
* * *
Изабелла стремительно бросилась к своим покоям, даже не заметив маленькую Катарину, которая проходила мимо.
– Изабелла! Изабелла! – окликнула ее младшая сестра. – Случилось что-то плохое?
Изабелла, не обращая на нее внимания, продолжала свой бег; она думала только об одном – побыстрее добраться до своей спальни, прежде чем разрыдается, ибо в эти минуты только слезы могли принести ей облегчение.
25 
