Особенно,... 
87 
Когда ты будешь читать это письмо, помни, что оно написано королевской кровью Валуа, кровью человека, сидящего на польском троне. О, если бы это был французский трон! Однако дело не в большей чести. Нет, моя любовь. Если бы я был королем Франции, то находился бы возле тебя.
В комнату вошел дю Гаст; он был чем-то возбужден, но Генрих не поднял головы. Он решил, что ревность заставила фаворита оторвать его по какому-то незначительному поводу от письма.
— Ваше Величество, — сказал дю Гаст, — прибыл гонец. У него есть для вас важные новости.
— Гонец! — Генрих отодвинул в сторону любовное послание. — Какие новости?
— Важные, Ваше Величество. Из Франции.
— Приведите его сюда.
Когда гонца привели в покои короля, он подошел к Генриху и с подчеркнутой почтительностью опустился перед ним на колени. Поцеловав тонкую руку монарха он произнес:
— Да здравствует король Франции Генрих Третий.
Генрих поднял руку и улыбнулся.
— Значит, — сказал он, — мой брат наконец умер… и вы прибыли от моей матери. Добро пожаловать! У вас есть для меня другие вести?
— Нет, Ваше Величество, кроме той, что ваша мать ждет вашего скорейшего возвращения во Францию.
Король похлопал гонца по плечу.
— Мои слуги накормят вас пищей, которую заслуживает человек, принесший такие новости. Проводите его. Дайте ему еду и питье. Проследите за тем, чтобы о нем хорошо позаботились.
Когда гонец ушел, Генрих откинулся назад, заложил руки за голову и улыбнулся своим молодым людям.
— Наконец-то! — воскликнул импульсивный Виллекьер. — Произошло то, о чем мы давно молили Господа.
— Я должен немедленно отправиться во Францию, — сказал король.
— Сегодня же! — воскликнул Виллекьер.
— Ваше Величество, — произнес более рассудительный дю Гаст, — в этом нет необходимости. Поляки знают, что они больше не вправе удерживать вас. Вызовите к себе министров и сообщите им о случившемся. Подготовьтесь к отъезду. Это займет день или два. Но сегодняшний отъезд будет похож на бегство.
Генрих хмуро посмотрел на дю Гаста. Он уже мысленно увидел себя скачущим со своими спутниками во Францию. Он улыбнулся Виллекьеру, потому что ему понравилось предложение этого джентльмена.
— Они попытаются задержать меня, — сказал король. — Я сообщил им, что завтра вечером состоится грандиозный бал; они не отпустят меня до его окончания.
— Устройте им этот бал, — посоветовал дю Гаст. — Пусть он станет прощальной церемонией. Объясните им, что, хотя вы и остаетесь королем Польши, вы должны срочно отправиться на родину, чтобы предстать перед французами и привести в порядок государственные дела, за которые вы теперь отвечаете как король Франции.
— Но, мой дорогой, ты знаешь, что отныне я должен жить во Франции. Король Франции не может постоянно находиться в Польше.
— Они не узнают это сейчас, Ваше Величество. Можно сообщить им это позже.
— Он ошибается, — сказал Виллекьер, которому не терпелось почувствовать под ногами французскую землю. — Мы должны отправиться во Францию немедленно… сегодня вечером. Разве не это сказала королева-мать?
— По-моему, ты прав, дорогой Виллекьер — согласился Генрих. — Да, именно так я и поступлю. Теперь, мои дорогие, обсудим наши планы. Пусть для нас оседлают лошадей. Когда слуги уйдут спать, я встану быстро оденусь, и мы, не теряя ни минуты, поскачем в сторону нашей любимой Франции.
— В такой театральности нет нужды, — устало произнес дю Гаст.
Генрих испытал раздражение. Годы правления Польшей сделали его капризным эгоистом. Ему нравилось вести себя эксцентрично и непредсказуемо. Он не боялся показаться глупым, он обожал удивлять себя самого и окружающих. Дю Гаст, почувствовав такое настроение короля, понял, что возражать бесполезно.
— Я соскучился по французской цивилизованности! — заявил Генрих. — Единственное, с чем мне жаль расставаться, это бриллианты польской короны.
— Но теперь они принадлежат Вашему Величеству, — сказал Виллекьер. — Где бы вы ни находились — во Франции или Польше, — вы по-прежнему остаетесь польским королем. Возьмите драгоценности с собой, Ваше Величество.
Генрих лениво расцеловал Виллекьера в обе щеки.
— Ты сделал меня счастливым, дорогой друг, — сказал Генрих. — Я не в силах расстаться с этими камнями.
Они разошлись, чтобы заняться сборами; ко времени отхода ко сну они были готовы к отъезду.
87 
