125 
– Из-за миссис Прост. Она считает, что… у меня связь с Роже Лестранжем.
– Связь?
– Под его кроватью она нашла мой носовой платочек. В то утро, когда я ночевала у них и он тоже был дома. Она сделала свои выводы.
Лилиас с изумлением смотрела на меня.
– Но ты же не думаешь…? – сказала я.
– Конечно, не думаю.
– Это ужасно, Лилиас. Миссис Прост, видимо, считает его неотразимым. Ужасно. Она говорит, что сразу все поняла. Что мне делать? И когда она показала мне платок, я, кажется… выглядела виноватой. Этот платок подарила мне мама. На нем вышиты мои инициалы. На мгновение я вернулась в прошлое. И подумала, что поступила неправильно, не изменив начальные буквы своего имени: измени я их – и она не узнала бы, что платок принадлежит мне.
– Не торопись, подожди минутку, – спокойно сказала Лилиас. – Чая у нас немного, но самое время выпить по чашечке.
Беседовать с Лилиас было легко и приятно.
– Ты не думаешь, – начала она, – что кто-нибудь мог подбросить платок под кровать, чтобы миссис Прост его нашла там?
– Кто и зачем?
– Человек, хотевший думать, что ты провела ночь в этой комнате.
– Только не миссис Прост.
– Не она. От нее ожидать такого трудно. Значит, кто-то, знавший, что она обязательно найдет там платок.
– Но на платок могла наткнуться любая служанка.
– Возможно, это было исключено.
– А что ты сама думаешь, Лилиас?
– Пока не знаю. Что если кому-то в доме хотелось, чтобы ты и Роже Лестранж оказались любовниками?
– Зачем?
– В этом кроется загадка. Как без чьей-либо помощи платок мог попасть в комнату, где ты не была в те дни?
Она задумалась.
– Говори дальше, Лилиас, – попросила я.
– Дома была Майра…
– Она плохо себя чувствовала. Из-за этого я и осталась.
– Она ведь женщина со странностями? Выдумщица, правда? А что если ей пришло в голову бросить тень на тебя и своего мужа?
– Она любит его, и он ее тоже.
– Но у нее бывают видения. Или они начались позднее? Я просто высказываю свои мысли вслух. Факт остается фактом – платок лежал под кроватью. Его туда подбросили. Тогда кто – и что еще важнее – зачем?
– Я ни за что не пойду больше в этот дом.
– Тогда сложится впечатление, что ты виновата.
– Но как сказать о платке Майре?
– Подожди какое-то время и посмотри – вдруг что-нибудь прояснится. Что-нибудь вспомнишь, поймешь. Носовой платочек! Удивительно, что такая мелочь может стать причиной больших тревог. Не забывай Дездемону. Но не увлекайся чересчур. Думаю, нам удастся нацедить еще по чашке. Не пропадать же благородному напитку.
Мы не пришли ни к каким заключениям, но, как всегда, беседы с Лилиас вносили в душу покой.
В городе запахло отчаянием. Всем было ясно – вот-вот произойдет нечто ужасное. О полной блокаде вслух не говорили, но мысли об этом носились в воздухе. Как ни силен дух человека, ему не прожить без земной пищи.
А пока ничего не происходило. Мы ждали новостей весь одуряюще жаркий январь. Изредка до наших ушей доносилась вялая перестрелка, и с каждым разом звуки ее как будто приближались. Время от время город обстреливали из пушек, среди населения появились жертвы. Мы жили с мыслью о том, что в любой момент и мы можем оказаться среди них. В продолжение всех этих жарких дней смерть витала над нами. Близкое знакомство с нею делало более терпимым ее постоянное присутствие. Наверное, мы смирились со смертью, и она перестала казаться нам чем-то исключительным.
В такое суровое время казалось почти несуразным ломать голову над подозрениями в мой адрес, и тем не менее я не могла успокоиться. Картины, порожденные словами миссис Прост, постоянно вставали у меня перед глазами, и я не переставала размышлять над загадкой – кто же в конце концов мог подбросить мой носовой платок в такое место. Наверняка то был человек, желавший мне зла.
Лилиас, с которой я снова заговорила о происшедшем, оборвала меня:
– Ты перенесла тяжелый удар, – сказала она, – и не должна позволять себе думать, будто злой рок избрал тебя своей жертвой.
Лилиас несомненно была права, говоря, что меня преследует прошлое. Я надеялась ускользнуть от него, покинув Англию. Но так же наверняка, как Лилиас, я знала – нет надежды на спокойную жизнь, пока я не разорву пуповину, накрепко связавшую меня с трагедией юности.
– Твоя невиновность должна служить тебе надежным щитом, – говорила Лилиас. – Ты ведь ничего не совершила. Когда обвинили меня, я знала, что неповинна. Это помогало. Я рассказала Джону историю с ожерельем, и он согласился со мной.
125 
