Ташкент (В тифозном бреду)
* * *
- А я уже стою на подступах к чему-то,
- Что достается всем, но разною ценой…
- На этом корабле есть для меня каюта
- И ветер в парусах – и страшная минута
- Прощания с моей родной страной.
1942
* * *
- Если ты смерть – отчего же ты плачешь сама,
- Если ты радость – то радость такой не бывает.
Ноябрь 1942
Ташми
* * *
- И комната, в которой я болею,
- В последний раз болею на земле,
- Как будто упирается в аллею
- Высоких белоствольных тополей.
- А этот первый – этот самый главный,
- В величии своем самодержавный.
- Как он заплещет, возликует он,
- Когда, минуя тусклое оконце,
- Моя душа взлетит, чтоб встретить солнце,
- И смертный уничтожит сон.
Январь 1944
* * *
В.Г. [43]
- Глаз не свожу с горизонта,
- Где метели пляшут чардаш…
- Между нами, друг мой, три фронта:
- Наш и вражий и снова наш.
- Я боялась такой разлуки
- Больше смерти, позора, тюрьмы.
- Я молилась, чтоб смертной муки
- Удостоились вместе мы.
1942
Ташкент
* * *
- Лучше б я по самые плечи
- Вбила в землю проклятое тело,
- Если б знала, чему навстречу
- Обгоняя солнце, летела.
Июнь 1944
Ленинград
* * *
Когда-то Ахматова сказала о себе: «Одной надеждой меньше стало, одною песней больше будет». От безнадежной истории с Владимиром Гаршиным, кроме тех, что приведены выше, остались еще две прекрасные «песни».
* * *
- Соседка из жалости – два квартала,
- Старухи, как водится, – до ворот,
- А тот, чью руку я держала,
- До самой ямы со мной пойдет.
- И станет над ней один на свете,
- Над рыхлой, черной, родной землей
- И позовет, но уже не ответит
- Ему, как прежде, голос мой.
1940
* * *
- …А человек, который для меня
- Теперь никто, а был моей заботой
- И утешеньем столько горьких лет,
- Уже бредет как призрак по окрайнам,
- По закоулкам и задворкам жизни,
- Тяжелый, одурманенный безумьем,
- С оскалом волчьим…
- Боже, Боже, Боже!
- Как пред тобой я тяжко согрешила!
- Оставь мне жалость хоть…
1945
* * *
…И еще один облик Ахматовой – совершенно непохожий на все остальные. Она – в окаянных стенах коммунальной квартиры, где из-за дверей бесцеремонных соседей не умолкая орет патефон, часами нянчит соседских детей, угощает их лакомствами, читает им разные книжки – старшему Вальтера Скотта, младшему «Сказку о золотом петушке». У них был сердитый отец, нередко избивавший их под пьяную руку. Услышав их отчаянные крики, Анна Андреевна спешила защитить малышей, и это удавалось ей далеко не всегда.
Уже во время войны до нее дошел слух, что один из ее питомцев погиб в ленинградской блокаде. Она посвятила ему эпитафию, которая начинается такими словами:
- Постучись кулачком – я открою.
- Я тебе открывала всегда.
- Для него, для этого ребенка, ее дверь была всегда открыта.
Корней Чуковский.
Из «Воспоминаний об Анне Ахматовой»
* * *
Памяти Вали
- Постучись кулачком – я открою.
- Я тебе открывала всегда.
- Я теперь за высокой горою,
- За пустыней, за ветром, за зноем,
- Но тебя не предам никогда…
- Твоего я не слышала стона,
- Хлеба ты у меня не просил,
- Принеси же мне веточку клена
- Или просто травинок зеленых,
- Как ты прошлой весной приносил.
- Принеси же мне горсточку чистой,
- Нашей невской студеной воды,
- И с головки твоей золотистой
- Я кровавые смою следы.
23 апреля 1942
Ташкент
С САМОЛЕТА 1
- На сотни верст, на сотни миль,
- На сотни километров
- Лежала соль, шумел ковыль,
- Чернели рощи кедров.
- Как в первый раз я на нее,
- На Родину, глядела.
- Я знала: это все мое —
- Душа моя и тело.
2
- Белым камнем тот день отмечу,
- Когда я о победе пела,
- Когда я, победе навстречу,
- Обгоняя солнце, летела.
3
- И весеннего аэродрома
- Шелестит под ногой трава.
- Дома, дома – ужели дома!
- И такая в сердце истома,
- Сладко кружится голова…
- В свежем грохоте майского грома —
- Победительница Москва!
Май 1944
* * *
…В мае 1944 года я прилетела в весеннюю Москву, уже полную радостных надежд и ожидания близкой победы. В июне вернулась в Ленинград.