Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
39 
- …на красной подушке
- Первой степени Анна лежит[31]».
* * *
- И ты мне все простишь:
- И даже то, что я не молодая,
- И даже то, что с именем моим,
- Как с благостным огнем тлетворный дым,
- Слилась навеки клевета глухая.
<<25 февраля>> 1925
1925
- И неоплаканною тенью
- Я буду здесь блуждать в ночи,
- Когда зацветшею сиренью
- Играют звездные лучи.
1926.
Шереметевский сад
В 1925 году в Москве состоялось очередное идеологическое совещание. Вопрос стоял о положении в литературе. На этом совещании творчество Ахматовой подверглось резкому осуждению как несозвучное героической эпохе.
* * *
Уже готовый двухтомник издательства Гессена («Петроград») был уничтожен, брань из эпизодической стала планомерной и продуманной… достигая местами 12 баллов, т. е. смертоносного шторма. Переводы (кроме писем Рубенса, 30-й год) мне не давали. Однако моя первая пушкинистская работа («Последняя сказка Пушкина») была напечатана в «Звезде». Запрещение относилось только к стихам. Такова правда без прикрас.
Анна Ахматова. Из «Записных книжек»
ПУШКИН
- Кто знает, что такое слава!
- Какой ценой купил он право,
- Возможность или благодать
- Над всем так мудро и лукаво
- Шутить, таинственно молчать
- И ногу ножкой называть?..
7 марта 1943
Ташкент
* * *
Примерно с середины двадцатых годов я начала очень усердно и с большим интересом заниматься архитектурой старого Петербурга и изучением жизни и творчества Пушкина. Результатом моих пушкинских штудий были три работы – о «Золотом петушке», об «Адольфе» Бенжамена Констана и о «Каменном госте»…
Работы «Александрина», «Пушкин и Невское взморье», «Пушкин в 1828 году», которыми я занимаюсь почти двадцать последних лет, по-видимому, войдут в книгу «Гибель Пушкина».
Анна Ахматова. «Коротко о себе»
* * *
- И было сердцу ничего не надо,
- Когда пила я этот жгучий зной…
- «Онегина» воздушная громада,
- Как облако, стояла надо мной.
14 апреля 1962
* * *
…Пушкина знала она всего наизусть – и так зорко изучала его и всю литературу о нем, что сделала несколько немаловажных открытий в области научного постижения его жизни и творчества. Пушкин был ей родственно близок – как суровый учитель и друг.
Историю России она изучала по первоисточникам, как профессиональный историк, и когда говорила, например, о протопопе Аввакуме, о стрелецких женках, о том или другом декабристе, о Нессельроде или Леонтии Дубельте, – казалось, что она знала их лично. Этим она живо напоминала мне Юрия Тынянова и академика Тарле.
Корней Чуковский.
Из «Воспоминаний об Анне Ахматовой»
* * *
…Характерная черта: о Пушкине, о Данте или о любом гении, большом таланте АА всегда говорит так, с такими интонациями, словечками, уменьшительными именами, как будто тот, о ком она говорит, – ее хороший знакомый, с ним она только что разговаривала, вот сейчас он вышел в другую комнату, через минуту войдет опять… Словно нет пространств и веков, словно они члены ее семьи. Какая-нибудь строчка, например, Данте – восхитит АА: «До чего умен… старик!» – или: «Молодец Пушняк!»
Павел Лукницкий.
Из книги
«Встречи с Анной Ахматовой»
С пушкинскими штудиями, которые накладывались на ее собственные воспоминания о Царском Селе, связан и замысел поэмы «Русский Трианон», над которой Ахматова начала работать в 1925 году.
ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ ПОЭМА
«РУССКИЙ ТРИАНОН»
1
- В тени елизаветинских боскетов
- Гуляют пушкинских красавиц внучки,
- Все в скромных канотье, в тугих корсетах,
- И держат зонтик сморщенные ручки.
- Мопс на цепочке, в сумочке драже,
- И компаньонка с Жип или Бурже.
2
- Как я люблю пологий склон зимы,
- Ее огни, и мраки, и истому,
- Сухого снега круглые холмы
- И чувство, что вовек не будешь дома.
- Черна вдали рождественская ель,
- Кричит ворона, кончилась метель.
3
- И рушилась твердыня Эрзерума,
- Кровь заливала горло Дарданелл,
- Но в этом парке не слыхали шума,
- Хор за обедней так прекрасно пел;
- Но в этом парке мрачно и угрюмо
- Сияет месяц, снег алмазно бел.
4
- Прикинувшись солдаткой, выло горе,
- Как конь, вставал дредноут на дыбы,
- И ледяные пенные столбы
- Взбешенное выбрасывало море —
- До звезд нетленных – из груди своей,
- И не считали умерших людей.
- . . . .
5
- На Белой башне дремлет пулемет,
- Вокруг дворца – гусарские разъезды,
- Внимательные северные звезды
- (Совсем не те, что будут через год),
- Прищурившись, глядят в окно Лицея,
- Где тень Его над томом Апулея.
6
- О, знал ли он, любимец двух столетий,
- Как страшно третьим будет встречен он.
- Мне суждено запомнить этот сон,
- Как помнят мать, осиротевши, дети…
7
- Иланг-илангом весь пропах вокзал,
- Не тот последний, что сгорит когда-то.
- А самый первый, главный – Белый Зал
- В нем танцевальный убран был богато,
- Но в зале том никто не танцевал.
- . . . .
8
- И Гришка сам – распутник… Горе! горе!
- Служил обедню в Федровском соборе.
9
- C вокзала к паркам легкие кареты,
- Как с похорон торжественных, спешат,
- Там дамы! – в сарафанчиках одеты,
- И с английским акцентом говорят.
- Одна из них!.. Как разглашать секреты,
- Мне этого, наверно, не простят,
- Попала в вавилонские блудницы,
- А тезка мне и лучший друг царицы.
10
- Все занялись военной суетою,
- И от пожаров сделалось светло,
- И только юг был залит темнотою.
- На мой вопрос с священной простотою
- Сказал сосед: «Там Царское Село.
- Оно вчера, как свечка, догорело».
- И спрашивать я больше не посмела.
11
- . . . .
- И парк безлюден, как сибирский лес.
1925–1965
39 
