184 
— Назовите имена.
— Андрей Юрьев, Иван Кореневский, Олег Якубовский, Алексей Волков, Анатолий Осмоловский и один немец, Лотар Штиллер.
— Это придется проверить, — без экивоков отрубил генерал.
— Проверить?
— Вы проделали отличную работу.
— Как это возможно проверить, мистер Громов?
— Пошлю в «горячую комнату» другого агента… человека со статусом «десять красный».
От возмущения у Андреа не нашлось слов.
— Вы доказали свою надежность, — подбодрил ее Громов. — На что и было рассчитано это маленькое… упражнение.
Ему было наплевать, сердится она или нет.
— Больше никаких шагов не предпринимайте, ждите моих указаний, — завершил он разговор, надевая пальто.
Протянул Андреа конверт.
— Что это?
— Пятьсот фунтов стерлингов.
— Я не возьму ваших денег.
— Ваша мать не была столь… высокомерна, — возразил генерал, и Андреа воочию увидела ящик номер семьсот восемнадцать, аккуратно скользящий на свое место в сейфе.
В тот выходной перед домом Андреа откуда ни возьмись возник Льюис Крейг. Он позвонил в дверной звонок, но Андреа не открыла. Он остался стоять перед домом, потом, замерзши, принялся расхаживать взад-вперед по тротуару, заглядывал в окна гостиной, прижимался лицом к витражному стеклу парадной двери. На время ланча Льюис отлучился, однако вскоре вернулся, и Андреа поняла, что ей придется встретиться с ним лицом к лицу или так и сидеть дома, словно в осажденной крепости.
Она бы предпочла не впускать Льюиса в дом, поговорить прямо на крыльце, но он, обойдя ее, устремился в прихожую. Вид у него был затравленный, куда девалась присущая ему опрятность? Волосы стояли дыбом, как будто его сильно напугали, глаза потемнели и запали от бессонницы.
— Я тебя искал, — заговорил он.
— Я жила у друзей, пока…
— Да-да, твои квартиросъемщики, американцы, сказали мне.
— Только что вернулась к себе домой, — сообщила она, пытаясь удержать беседу на этом бытовом уровне.
— Мы с Мартой ездили в Штаты.
— Значит, в конце концов ты поехал.
— Она уехала раньше, я поехал следом, — сказал Льюис. — В Кембридже я чуть с ума не сошел.
Повисло долгое молчание. От Льюиса пахло отчаянием, этим смрадом невозможно было дышать, но и не было средства как-то облегчить его муки.
— Прости меня, — взмолился он, губы его вытянулись в белую ниточку, так крепко он их сжимал, пытаясь удержать, скрыть свою боль. Андреа на миг показалась самой себе садисткой. — Я только… я не могу больше… Андреа, я не вынесу этого!
— Наши отношения закончены, Льюис. Продолжения быть не может.
— Не могли бы мы?..
— Что?
— Поговорить?
— Мы поговорили. Я тебя простила. А теперь ступай.
— Но я не могу… Я должен быть с тобой. Я все время думаю о тебе, не могу остановиться.
— И как же ты думаешь обо мне, Льюис? — разъярилась она. — Где и как ты представляешь себе меня? На садовой скамейке? На заднем сиденье автомобиля? На твоей кровати с медными шишечками? В сарае среди кирок и мотыг?
Льюис явно возбудился.
— Марта меня бросила, — зачастил он. — Мы… мы могли бы теперь быть вместе… по-настоящему.
— Нет.
Он то и дело отбрасывал с лица непослушные волосы, касался щек, словно успокаивая себя этими прикосновениями.
— Не могли бы мы?..
— Нет.
Он закрыл глаза, собираясь с духом. Сейчас он выложит, зачем пришел, без чего не может уйти.
— Один-единственный разок, — попросил он. — Умоляю тебя, Андреа. В последний раз.
Ей стало противно. Она распахнула дверь, жестом велела ему уходить.
— Хотя бы дотронься до меня, потрогай, как ты раньше трогала, — настаивал он. — Неужели не помнишь… там, на лугу… как ты… как я научил тебя…
— Убирайся.
Он сглотнул, с трудом протолкнув слюну в горло.
— Один разок, одна маленькая ласка — и я уйду.
Она зашла ему за спину, сильно толкнула, направляя к двери. Льюис почти не сопротивлялся. Стал податлив, как ребенок. Андреа захлопнула за ним дверь. Он снова прижался лицом к стеклянной панели.
— Неужели ты забыла, как делала это, Андреа? Неужели забыла?
В понедельник на службе Андреа уловила какую-то перемену. Насыщенная электричеством атмосфера, как перед грозой, — словно в школе, когда кто-то здорово провинится и его ждет пока еще неясное, но страшное наказание. Пегги Уайт уже наполовину осушила стакан разведенного водой джина, хотя стрелки часов едва перевалили за девять.
184 
