— А из-за кого будете?
— Лично я с самого начала не хотел тебя использовать, — продолжал он. — Хотя… ты, по крайней мере, смазливее Фосса.
— Фосса?
А потом Лазард и Анна сидели перед столом, Уилшир грудью навалился на стол, пристально следя за тем, как Лазард, аккуратно поставив кейс на пол, положив на колени куртку и конверт, преспокойно отхлебывает скотч, словно и не замечая лестного внимания Уилшира. Над головой скрипнула половица, но это уж и вовсе никого не заинтересовало.
— Я решил, двух линий связи с английской «станцией» в Лиссабоне будет многовато, — доверительно продолжал Лазард. — Достаточно было и Фосса, но Пэдди непременно потребовалась еще и ты, верно, Пэдди?
— Фосс служит в абвере, — слабо возразила Анна.
— Будто не знаешь, что он — двойник? — расхохотался Лазард. — Вот как работают англичане, Пэдди! Никто не знает, что делают другие. Таким ребятам, как мы с тобой, это на руку.
— Зачем я вам понадобилась? — Анна обращалась напрямую к Уилширу.
— Затем, — не давая Уилширу вставить слово, Лазард навалился на подлокотник кресла и говорил прямо в ухо Анне, — затем, что кое-кто очень его огорчил, весьма разочаровал, и он решил, что союзники за это поплатятся.
— У нас с Анной вышел занятный разговор как раз перед твоим приходом, Бичем.
— Вот как? О чем же? — Кажется, Лазарда это не обеспокоило.
— Само собой, девушка несколько… встревожена, так что она много чего напридумывала и много чего сказала в надежде, что сумеет отговорить меня, убедить, что нет необходимости ее… как бишь ты называл это, Бичем? Вечно забываю слово.
— Нейтрализовать.
— Ага, нейтрализовать. Никто не хочет, чтобы его нейтрализовали. Нейтрализовать. Нейтральный. Латынь, полагаю. Ne-uter — ни тот ни другой.
— К чему, собственно, ты клонишь, Пэдди?
Анна готова была задать тот же вопрос.
— Речь зашла о еще одном человеке, о том, кого мы уже нейтрализовали… поскольку она оказалась ненадежной, — продолжал Уилшир. — О той самой, которая разочаровала меня, как ты говоришь.
— У нас нет лишнего времени, Пэдди.
— Анна сообщила мне, что отнюдь не американцы подстроили депортацию Джуди. Это сделала Мафалда, добилась, чтобы ей отказали в продлении визы. Вообще-то, если подумать, как раз у Мафалды и было достаточно влияния… Да, Бичем, в здешних местах имя еще кое-что значит. Знатное имя очень даже существенно, когда имеешь дело с людьми вроде капитана Лоуренсу — с такими людьми в особенности…
— Все, Пэдди, мне пора.
— И тебе нечего сказать на это, Бич?
— Я зашел на минутку, сказать, что у нас все в порядке, можно праздновать.
— Только за этим и зашел, Бич? — упорствовал Уилшир. — А я-то все ломаю себе голову: с какой стати Бичем Лазард в последний свой вечер в Португалии решил зайти повидать меня? Только чтобы выпить со мной и попрощаться? Только и всего?
— Ну, еще осталось уладить кое-какие мелочи.
— А не затем, чтобы кинуть последний взгляд на свой шедевр?
Уилшир вел себя настолько странно, что даже Лазард не мог этого не заметить.
— Я не коллекционер, — неуклюже возразил он.
— Предметы искусства ты не коллекционируешь, — согласился Уилшир. — У тебя другая страсть. Я — твой шедевр, Бич.
У Анны кожу на голове стянуло от страха, а волосы зашевелились сами собой.
Лицо Бичема помертвело, только глаза метались по комнате, от Анны к Уилширу, от Уилшира к сейфу. Восковые щеки дернулись в притворной ухмылке.
— Я задал Анне вопрос, — неуклонно продолжал Уилшир, — я спросил: что за человек способен сказать приятелю, будто его возлюбленная путается с другими мужчинами, затем сказать, что она шпионка, а когда ей отказали в визе, сообщить, что начальство спешит вытащить своего агента, и не только подтолкнуть этого приятеля к убийству любимой, но вручить ему спичку, ту самую спичку, от которой она сгорела заживо? Я спросил ее, какой человек способен на такое? И зачем? И знаешь, что она мне ответила?
— Пэдди, ты сам только что сказал: девчонка что угодно скажет, лишь бы сорваться с крючка…
— Слушай внимательно, Бичем, слушай каждое слово! Ты готов? Она сказала: «Он сделал это потому, что сам был влюблен в нее». Как тебе это?
Уилшир уже нависал над своим собеседником, высокий, неукротимый, словно всадник, в раскаленную жару топчущий выжженную степь.