Глава 4

Если б можно было извлечь глаза из глазниц и промыть их — опустить в воду и следить, как медленно оседают на дно пыль и грязь! Бункер затих, фюрер далеко, в Бергхофе, в горах Оберзальцберга, работа уже несколько часов как сделана, а Фосс все сидит за столом в оперативном штабе, уткнувшись подбородком в сжатые кулаки, и таращится на карту, на жерло вулкана, разверзшееся у берега реки Волги. Столько раз втыкали булавки в город Сталинград, и выдергивали эти булавки, и перемещали их, и проводили резкую линию карандашом, что в итоге образовалась грязная, в хлопьях разодранной бумаги дыра. Фосс заглядывает в это отверстие, проваливается в него, в обугленный, слегка припорошенный снегом город, где пустыми глазницами таращатся обезлюдевшие дома, почернели, искривились балки разбомбленных заводов, в крупных оспинах каждый фасад, на усыпанной щебнем земле — закоченевшие трупы и черной, полуночной змеей тянется среди неживой белизны Волга — артерия, соединяющая север и юг России.

Много часов назад Фосс мог бы покинуть штаб и отправиться в постель, а он все сидел за столом, всматриваясь в серую линию фронта, истончившуюся, как струна рояля: Шестая армия отрезана под Сталинградом, а 113-й пехотной дивизией Шестой армии командует его брат Юлиус. Солдаты Юлиуса, благодарение Богу, не сражались, как уличные псы, в руинах Сталинграда; резервная дивизия закапывалась в снег посреди безлесной равнины к востоку от того места, где Дон надумал повернуть на юг, к Азовскому морю.

Юлиус, любимый сын, весь в отца. Блистательный спортсмен, серебряная медаль по фехтованию на шпагах Олимпиады 1936 года в Берлине. Верхом он ездил так, словно воедино сливался с лошадью. В шестнадцать лет отец в первый раз взял его на охоту; Юлиус провел весь день в седле, затравил оленя и, стреляя с расстояния в триста метров, попал животному в глаз. Он стал прекрасным офицером, его любили солдаты, им гордились старшие по званию. И ни капли заносчивости, при всех своих успехах Юлиус оставался внимателен, скромен и сдержан. В последнее время Карл много думал о нем. Он любил брата. В школе Юлиус был ему защитой: неспортивный и к тому же чересчур умный мальчишка стал бы жертвой всеобщих издевательств, не будь у него старшего брата — золотого мальчика. А теперь настал черед Карла позаботиться о старшем.

Позиция немецких войск только с виду казалась выигрышной. С сентября месяца русские удерживают в городе и на подступах к нему десять дивизий, навязывая кровавую драку за каждую улицу и каждый дом, и теперь, если германской армии не удастся в ближайший месяц нанести решающий удар, ей предстоит еще одну зиму провести в снегах. Люди будут умирать от холода и болезней, до самой весны Шестая армия не получит подкреплений. Четыре месяца неподвижности, пата, смертельного мороза.

Дверь в оперативный штаб распахнулась, врезавшись в стену, и с грохотом захлопнулась. Затем приоткрылась уже аккуратнее. В дверном проеме покачивался Вебер.

— Так-то лучше, — пробормотал он, облизывая пересохшие губы. Вебер был пьян в сосиску, лоб взмок от пота, глаза так и сверкали, кожа лоснилась. — Так и думал, что застану тебя здесь, ты эти карты скоро до обморока доведешь! — И он ввалился в комнату.

— Что за чушь: карты до обморока?

— Сидишь тут, таращишься на них, они уже замучились, бедняжки. Скуку наводишь, хоть помирай. С ними надо разговаривать, Фосс, тогда все будет тип-топ.

— Отвали, Вебер. Ты как заложишь за воротник, с тобой уж точно не поговоришь.

— А сам-то? Чем тут занят? Блестящий военный гений капитана Карла Фосса разрубит Сталинградский узел! Прямо сегодня, или затаить дыхание и подождать еще двадцать четыре часа?

— Да я сидел и думал о…

— Молчи-молчи! Я сам соображу. О чем же ты тут думал? Не иначе, вспоминал, что говорил тебе рейхсминистр Тодт перед тем, как его самолет навернулся?

— Почему бы и нет?

— Потому что это неестественно для парня твоих лет. Тебе думать… тебе о бабах думать надо! — И капитан Вебер, крепко ухватившись обеими руками за стол, принялся выразительно и совершенно неестественно с точки зрения физиологии вращать бедрами.

  10