С герцога де Гиза мысли Катрин перескочили на ее сына Карла, короля Франции.
Карл взрослел. Ему исполнилось только тринадцать лет, но этот возраст уже считался немалым для королей из рода Валуа. Скоро придется женить его. Катрин мрачно улыбнулась. Мальчик все еще думал, что он получит в жены Марию Шотландскую. Хотя, возможно, его воспоминания о ней стали смутными. Он менялся. Это следовало ожидать. Он не мог оставаться прежним. Он должен расти. Карл был странным мальчиком с неоднозначным характером. В нем присутствовали черты безумца, они усиливались с годами, нервные припадки случались все чаще.
Однако он, несомненно, обладал умом. Он мог иногда проявлять красноречие, но был излишне впечатлителен. Катрин видела, что лицо мальчика приходит в движение от эмоций, переполнявших Карла во время проповеди или чтения нравившихся ему стихов; его губы подергивались, из глаз текли слезы. Он сам сочинял стихи и из скромности называл их никчемными. Карл проводил много времени в обществе Ронсара. Он дружил с музыкантами — например, со скромным юным слугой герцога Баварского, искусно игравшим на лютне. Король Франции сделал этого мальчика своим хорошим приятелем. Король не отказывал себе в радостях; он мрачнел, хмурился, если кто-то, даже мать, отвлекал его от музицирования или чтения стихов. Он просиживал до глубокой ночи с писателями и музыкантами и бывал в эти часы очень счастлив. Тогда не было следов безумия — только отсутствующий, зачарованный взгляд. Катрин заглядывала к Карлу, окруженному друзьями, и заставала их беседующими тихими, серьезными голосами возле коротких оплывших свечей. Король смотрел на неожиданного гостя и не узнавал свою мать, присутствие которой в любых других обстоятельствах он всегда остро ощущал.
В такие часы воспитатели не могли ничего поделать с ним.
Потом это настроение проходило, и Карла охватывала глубокая меланхолия. Иногда он проводил в постели весь день. Это было верным признаком приближающегося безумия. В полночь его вдруг переполняло неистовое веселье, он будил друзей — не поэтов, а других — и требовал, чтобы они следовали за ним. Он заставлял их надевать маски и брать в руки горящие факелы. Его вид тогда внушал тревогу — глаза Карла сверкали сквозь маску, рот дергался, им овладевало безумие, страсть к насилию. Он выбирался с компанией из дворца и шел в дом одного из своих приятелей, которого избивали до потери сознания. Такое времяпрепровождение мало подходит тринадцатилетнему королю Франции, думала Катрин.
Если не было вечеринки с бичеванием, он охотился с таким безрассудством, что никто не мог сравняться с королем. Он хлестал коня и собак с той же яростью, что и друзей. Более безобидным проявлением безумия была игра в кузнеца — он бил по железу до изнеможения.
Затем Карл снова превращался в нормального человека; он становился мягким, любящим, податливым; всегда казалось, что, придя в себя, он почти не помнил о своих ужасных выходках.
Что следует делать с таким сыном? Катрин не ломала голову над этим. Она знала ответ. Она не хотела, чтобы Карл оставался на троне, когда Генрих сможет занять его. Поэтому она смотрела сквозь пальцы на приступы сумасшествия. Скоро периоды спокойствия станут более короткими, потом исчезнут совсем. Кем будет тогда Карл Девятый Французский? Маньяком! Маньяков следует ликвидировать; им нельзя иметь потомство. Это даже к лучшему; кое-кто ждет освобождения французского трона.
Вопреки стараниям воспитателей Карл почти не проявлял склонности к сексуальным извращениям. Он не был похотлив и влюбчив. Он не походил ни на Марго — за этой распутницей требовался глаз да глаз — ни на юного Генриха де Гиза, ни на маленького грубияна Генриха Наваррского. Эти трое скоро станут настоящими сластолюбцами. Нет! Он отличался от них, а также от своего брата Генриха. Его чувство к Марии Стюарт было вполне нормальным, здоровым; похоже, что искусное наставничество извращенцев не дало желаемого результата.
Ничего! Карл становился все более неуравновешенным; каждый приступ безумия отнимал у него физические и душевные силы.
Раздумья Катрин о короле были прерваны прибытием гонца. Она увидела, как он въехал во двор — топот копыт тотчас заставил ее подойти к окну.
Что-то готовилось. Гиз взял Орлеан. Это было причиной того, что везде виднелись цвета де Гизов. Она разыграет великое ликование — необходимо, чтобы католики считали ее их единоверцем. Она вернет себе их уважение, они снова поверят ей, доброй католичке.