Особенно,... 
96 
– Королева приказала… но ты-то знаешь, кто я. Иди и скажи королеве, что я здесь.
– Мне приказано не покидать моего поста, но я вызову пажа.
– Тогда вызывай его поскорее!
Канильяк с нетерпением ждал пажа, но когда тот пришел, не поверил своим ушам.
– Королева не может принять маркиза, – сообщил паж.
Канильяк встряхнул его и потребовал сказать, что все это значит.
Вскоре ему стало известно, что в Юссоне теперь правит Марго, что крепость стала оплотом Лиги, а королева больше не нуждается в услугах маркиза де Канильяка, более того, она отобрала у его жены все подарки и отослала ее прочь.
Марго, ставшая правительницей этого маленького государства, звала себя королевой Юссона. Никто в ее дела не вмешивался, и она не опасалась, что брат или муж, занятые войной, ее потревожат.
Теперь она могла жить так, как ей нравится, и первой ее задачей стало найти подходящего любовника.
После смерти горячо любимого ею д'Обиака прошло уже немало времени, и лучше о нем забыть. А сделать это можно лишь одним способом – влюбившись в кого-то еще.
Достичь этого было несложно. Марго по-прежнему была любвеобильна, а в крепости Юссон находилось много симпатичных мужчин.
Глава 13
УБИЙСТВА В БЛУА И СЕН-КЛУ
Король Франции понимал, что для него приближаются решительные дни. На его жизнь оказывали сильнейшее влияние два человека: его мать и Генрих де Гиз.
Генрих III пришел к убеждению, что ему не будет покоя, пока жив Гиз. Генрих Наваррский, с которым шла война, его не беспокоил. В глубине души он даже испытывал к нему симпатию. Наваррский, конечно, грубоват, но это объясняется его воспитанием; а теперь он показал себя как доблестный воин, хотя дело его было безнадежным. Генрих III понимал, что наследника-сына у него не будет, и был готов признать Наваррского своим преемником на троне.
А Гиз? Этот отличался от Наваррского! За что он сражался? За Лигу? За католическую веру? Нет, за Генриха де Гиза. Что бы он ни говорил и что бы ни думали другие люди, Генрих III считал, что Гиз хочет стать Генрихом IV. А поэтому однажды Гиз подошлет к нему наемного убийцу… Если только раньше его самого не прикончат.
Любимчики старались развлечь короля, но это было невозможно – он впал в глубокую меланхолию. Один из них – красавчик по фамилии Периак – принес для развлечения обезьянку, но король остался равнодушен, хотя раньше любил такие забавы.
Другой любимчик, Монсерен, шикнул:
– Хватит, Периак. Убери ее отсюда. Наш повелитель погружен в печаль, ему не до твоих кривляний. Да и чему тут удивляться, если Гиз во всеуслышание заявляет, что он король Парижа. А недавно я слышал…
Он замолчал на полуслове, но король потребовал:
– Прошу тебя, мой дорогой, продолжай. Что ты недавно услышал?
– Мой дорогой король, вас это расстроит. Давайте я вам лучше сыграю, а Периак споет.
– Нет, дорогой. Расскажи, что ты услышал. Монсерен пожал плечами:
– Что Гизы пили за здоровье нового короля Франции и говорили, что им станет их родственник, Генрих де Гиз, которого уже называют королем Парижа.
Генрих III сжал кулак и, ударив им себя в колено, воскликнул:
– Изменник!
На некоторое время наступила тишина; потом он поднялся, и сидевшая у него на коленях небольшая собачонка упала на пол.
– Ради всех святых, – пробормотал король, – пока жив этот человек, моя жизнь будет несносной.
Его приближенные тоже поднялись и окружили его; он несколько секунд молча смотрел на них, потом сказал:
– Один из нас должен умереть. Или я, или Гиз.
Любимчики опустили глаза. В голосе короля звучал приказ, которым они не могли пренебречь. Потому что, если его не станет, не лишатся ли и они в одночасье всех почестей и власти?
Париж был за Гиза. В тридцать пять он оставался все таким же красавцем. У него были светлые волосы и борода, щеку рассекал шрам, но Гиз держался более гордо, чем кто-либо во Франции, а так как был выше кого бы то ни было, то парижанам казался посланником Бога, призванным освободить их от короля, с его обезьянками, попугаями, извращениями, экстравагантностью, и от королевы-матери, которую они звали Иезавелью и никогда не любили.
Гиз тайно въехал в город закутанным в плащ, с широкополой шляпой на голове, которая закрывала его лицо, но люди на улицах тут же узнали его высокую фигуру, и скоро воздух сотрясли крики: «Виват Гиз! Виват король Парижа!»
В городе все хорошо знали, что Гиз и король – заклятые враги, а Париж знал, на чьей он стороне.
96 
