Последние отзывы

  41  

Со своего наблюдательного пункта он в течение нескольких минут следил и за Глорией. Тропинка шла извивами, благодаря чему путь делался более пологим. Девушка решила сократить путь и стала карабкаться по крутому склону. Молина уже собирался возвращаться к джипу, когда увидел, что на последнем небольшом подъеме, перед тем как снова выйти на тропу, она оступилась и неловко упала, покатившись с откоса. Такое падение могло закончиться нешуточными травмами. Не раздумывая, он побежал к машине, скрытой под деревьями на повороте. Не более чем через три минуты он подъехал на место. На девушке были холщовые брюки, и с гримасой боли на лице она освобождалась от той части штанины, которая крепилась на середине ноги молнией. Таким образом, из брюк получались шорты. Резко затормозив, он остановил машину возле нее и спросил: «Что случилось?» – не подумав о том, что эти слова могут его выдать. «Я упала и напоролась на ветку», – ответила Глория, указывая на ногу, но, похоже, еще сама не понимая, что произошло. Прежде чем заняться раной, Молина огляделся. Он сразу увидел небольшой сук ладанника, твердый окровавленный обломок, заостренный, как кончик ножа. Глория проследила за его взглядом. «Вот на эту палочку», – подтвердила она, будто и так не было понятно. Охранник опустился на колени, чтобы рассмотреть рану, а Глория убрала покрасневший платок, которым пыталась сдержать кровь. Маленькая струйка снова побежала от колена к щиколотке – оказалось, что остановить ее не так-то просто. Разрез был не очень широким, около двух или трех сантиметров, но довольно глубоким: края раны раскрывались, словно губы. Судя по количеству крови, наверное, была задета какая-то важная артерия.

Девушка начала бледнеть, ее лицо выражало страдание, и Молина почувствовал, что надо закрыть рану пальцами, но все еще не осмеливался дотронуться до Глории, кожа которой каждой своей порой чувствовала боль. Вид крови пробудил в нем какое-то очень давнее воспоминание, ему страстно захотелось поцеловать рану и высосать из нее остатки земли, как обычно высасывают яд змеи. Снова взглянув в ее глаза, Молина заметил, что Глория доверчиво наблюдает за ним, словно маленькая девочка, которая покорно ждет, что взрослый человек чудесным образом избавит ее от боли. Он встал, сказав: «Нужно дезинфицировать рану», – и направился к машине, где в бардачке хранилась предписанная правилами дорожная аптечка. Молина поставил ее перед собой, торопливым движением открыл и достал пузырек с перекисью водорода и квадратную металлическую коробочку, из которой вынул два ватных тампона. Смочив их и поднеся к ране, он поднял голову и сказал: «Вам не будет больно, это всего лишь перекись водорода», – будто просил разрешения прикоснуться к ней, указательным и большим пальцами левой руки приоткрыть глубокий разрез и тампоном очистить его от пыли, соринок и черных катышков земли, прилипших по краям. Он снова взглянул на нее, ожидая, что Глория станет протестовать против обработки раны и боли, которую сулит дезинфицирующее вещество, но увидел лишь полное доверия лицо. Девушка принимала каждое его движение без малейшей жалобы, уверенная в надежности этих сильных загорелых рук, ловко обращавшихся с ее ногой, точно знающих, что нужно делать; она целиком отдалась ловкости его пальцев, которые лечили, будто лаская ее. Молина же со своей стороны заметил, как подрагивают ее сильные и гибкие мышцы. «Боязливая и прекрасная, как лань», – подумал он, восхищаясь ее кожей, чуть покрытой тончайшим пушком, слегка загорелой, без единого шрама и признаков варикоза. «Готово», – громко объявил он, увидев, что рана хорошо промыта. Затем еще раз поднял голову и подумал, что влажный блеск ее глаз вызван облегчением. На самом же деле он был вызван благодарностью.

А кровь тем не менее продолжала течь, хоть и не так обильно. С первого взгляда на рану было понятно, какая она глубокая. Он прикинул, что придется потрудиться не на шутку. Сук ладанника разорвал вену или второстепенную артерию. Необходимо было ее зашить, чтобы окончательно остановить кровотечение. Тампон здесь не поможет. А больница Бреды находится далековато, в двадцати минутах езды, причем по кочкам, то есть всю дорогу они будут непрерывно подпрыгивать на сиденьях. У него не было нужного опыта, чтобы зашить рану. Он никогда не накладывал швы человеку, хотя однажды видел, как его приятель зашивал рану туристу, слишком любившему поиграть с ножом. Молина же только с полдюжины раз зашивал раны оленям. Он знал, что технически разницы почти нет, что это лишь вопрос толщины кожи и размеров иголки, – тут нужна более тонкая, которую он вместе с ниткой хранил в аптечке. Главная же разница в том, что человек должен терпеть боль, а тот, кто накладывает швы, – быть готов эту боль причинять. В первый раз с того момента, как он заметил в бинокль ее падение, Молина замешкался. Он опустил руку в аптечку, и его пальцы нащупали чехол, где хранилось все необходимое. Там они и остановились в нерешительности. Ей будет больно, и она откажется от иголки с ниткой. Не стоит и пробовать. «Я не могу причинять ей страдания», – сказал он себе. Молина снова посмотрел на девушку и опять увидел в ее глазах готовность покориться любому его решению. «Я не могу остановить кровь. Нужно ехать в больницу. Пусть они там наложат швы», – сказал он, поднимаясь с колен, на которых так и простоял все это время. Егерь снял ремень и наложил жгут выше колена, стараясь как можно осторожней сдавливать доверенную ему мягкую и нежную плоть. Закончив, он застыл в ожидании. Наконец Глория оперлась на его плечо, и они прошли несколько шагов до его джипа.

  41