Шарлотта заерзала на стуле.
— Но ведь для этого папа должен умереть. Каролина склонила голову набок.
— Не обязательно, моя кошечка. Ты же знаешь, он давно мечтает со мной развестись. Допустим, ему это удастся. Я не допущу развода, если смогу... но он все-таки может его добиться. На его стороне много влиятельных людей... хотя и на моей тоже. Ха, это будет забавно, не правда ли? У меня появится новый муж, который будет меня обожать. И может, мы даже родим ребенка. А почему бы и нет? Конечно, пора! Но я никого не буду любить так, как мою драгоценную Шарлотту.
Шарлотте по-прежнему было не по себе, и Каролина, наконец, почувствовав это, принялась рассказывать, как восемнадцать лет назад к ее постели подошли и сказали: «У вас родилась девочка».
— А потом дали мне тебя подержать, моя милая, и я вдруг поняла, что значит быть по-настоящему счастливой. Меня больше ничто не волновало. Он собирался меня бросить... но мне было наплевать. У меня была моя малютка... моя Шарлотта... и во всем Лондоне не было женщины счастливей меня.
Затем мать вспомнила разные милые истории из раннего детства Шарлотты; большинство из них Шарлотта уже знала, но с удовольствием послушала еще раз. И когда пришло время уезжать, принцесса нежно прижалась к матери. Да, Каролина, конечно, взбалмошная женщина, но ее отношение к дочери неизменно. Шарлотта верила, что мать всегда с готовностью ей поможет. Сознавать это было очень приятно.
Каролина, похоже, угадала ее мысли, ибо сказала:
— Не забывай, дорогая Шарлотта, что когда тебе потребуется помощь, ты всегда можешь обратиться к маме.
— Я не забуду, — серьезно ответила Шарлотта.
И, возвращаясь в карете по обледенелой дороге в Ворвик-хаус, чувствовала себя успокоенной.
***
Это был год победы, и с материка в Англию все время приезжали люди, желающие отдать дань уважения принцу-регенту, ведь Англия играла заметную роль в ниспровержении Наполеона. Веллингтон был героем войны, и регент до такой степени отождествлял себя с великим генералом, что порой ему чуть ли не казалось, будто бы это он, а не Веллингтон был на поле битвы.
Регент решил, что иностранцы должны развлекаться вовсю. В Карлтон-хаусе и «Павильоне» следует то и дело устраивать пиршества и праздники. Пусть звонят в колокола и палят из пушек; может быть, такие напоминания о славной победе Англии даже помогут ему хоть частично вернуть себе популярность, которой он пользовался в народе на заре своей юности?
Шарлотта, по мнению регента, должна была играть видную роль на этих увеселениях. Принц Оранский вернулся в Голландию, день свадьбы так и не был назначен, и Корнелия сказала — а Мерсер с ней согласилась, — что это все к лучшему, и принцессе пока не надо тревожиться и мучить себя мыслями о разлуке с Англией.
В начале апреля Наполеон отрекся от престола и был назначен правителем Эльбы, а также получил пенсион в 2 миллиона франков. Людовик XVIII покинул сельскую глушь, где ему пришлось укрываться, и по пути во Францию заехал в сопровождении своих телохранителей в Лондон, где был принят регентом. На этой трогательной встрече французский король наградил английского регента орденом Святого Духа. Регент любил подобные церемонии; величественный и великодушный, он стоял со слезами на глазах. Регент обрушил поток высокопарных фраз на Людовика, и тот, пухленький, гладенький, клялся в вечной дружбе и рассыпался в благодарностях английскому кузену, который сделал его изгнание таким приятным, а теперь так бурно радовался восстановлению монархии во Франции.
Регент заявил, что почтет за великое счастье сопровождать дорогого кузена в Денвер, и король и регент с огромной помпой отправились туда, а Наполеон покинул Фонтенбло и отбыл на Эльбу.
Среди иностранцев, приезжавших в Лондон, была и Екатерина, княгиня Ольденбургская, сестра русского царя (царь должен был приехать позже). В то время ей было двадцать четыре года, она уже овдовела и, судя по отзывам очевидцев, блистала красотой, хотя британский посол в Гааге заявил, что у нее лицо как тарелка. Этим он намекал на то, что в лице ее есть что-то монгольское, однако другие люди уверяли, что именно это придавало лицу пикантность и так притягивало европейцев.
Княгиня перенесла довольно трудное путешествие, во время которого не раз сожалела, что не осталась дома. Море бурлило, она страдала морской болезнью, а затем в Англии ей не оказали того теплого приема, на который имела право рассчитывать сестра царя — и, между прочим, любимая сестра!