— Любой человек должен считать смирение хорошей чертой, Ваше Высочество. И особенно принцессы.
— А епископы?
— Любой человек, — повторил епископ. — Мы же, люди, облеченные властью — или готовящиеся получить власть, — тем более не должны забывать про смирение. Гордыня — величайший грех. Один из семи смертных грехов.
— Следовательно, смирение — это добродетель, да? Или эти свойства не противопоставляются друг другу? А что если можно быть и смиренным, и гордым? Человек ведь изменчив, епископ. Я, например, иногда бываю очень, очень смиренной. А иногда — гордой.
Епископ сложил ладони вместе и поднял глаза к потолку.
«Прямо-таки олицетворение набожности! — хмыкнула Шарлотта. — Эта поза означает, что он страшно шокирован. И понятно чем — тем, что я влепила пощечину Адней. Ничего, так ей и надо!»
— Вы обуреваемы гордыней, властны, несдержанны и ведете себя неподобающим образом. Леди Клиффорд обеспокоена тем, что вы не способны с собой совладать.
— Да, это правда, епископ. Ярость вскипает у меня в груди и вырывается наружу... а потом все моментально схлынет — и гнева как не бывало. Стоит мне сделать что-нибудь ужасное, и я тут же начинаю раскаиваться. Вероятно, на меня находит смирение. Я же вам сказала, бывает так, что в одном и том же человеке смертный грех соседствует с самой прекрасной добродетелью.
— Запоздалого раскаяния недостаточно.
— О, я знаю, человек должен пострадать за свои грехи. Но мне эта мысль никогда не нравилась. Если кто-то меня обидит, а потом начинает раскаиваться, я говорю: «Ладно, забудем об этом». И делаю вид, будто между нами ничего не произошло.
— Господь призывает нас вести себя иначе.
— А я и не говорю, что поступаю по-божески. Я поступаю по-своему. И мне кажется, поступаю хорошо.
Епископ вздохнул.
— Я в отчаянии, — пробормотал он.
— А вот отчаиваться не следует, епископ. Это дурно. Почти так же дурно, как и выходить из себя. Человек не должен терять надежды. Берите пример с королевы Елизаветы. Вы только подумайте, она столько времени провела в темнице, зная, что в любой момент ее голова может слететь с плеч. Но она продолжала надеяться и в конце концов заполучила-таки корону! Я хотела бы походить на нее... конечно, когда она поступала хорошо. Потому что подчас королева Елизавета вела себя очень плохо. — Шарлотта рассмеялась. — Наверное, мне именно это в ней и нравится. Епископ, как вы думаете, она была причастна к убийству Эми Робсарт?
— Мы сейчас обсуждаем не королеву Елизавету, а поведение принцессы Шарлотты.
— О, так мы, оказывается, обсуждаем мое поведение? А я думала, мы беседуем о пороке и добродетели. И считала, что все мы не без греха.
— Мне сообщили, что вы поступили жестоко с одной из фрейлин.
— Да ничего жестокого! Просто она сказала то, что мне не понравилось, и я ударила ее по лицу.
— И вы считаете, что принцессе подобает так себя вести?
— Нет, не подобает. И не только принцессе, но и всем остальным. Даже епископу.
— Мы сейчас говорим о вашем поступке, а не высказываем предположений в адрес других людей.
— Что ж, признаюсь вам, епископ, я действительно вышла из себя. Вы же знаете мой нрав. Она меня рассердила... очень сильно, поэтому я ее ударила. Но ударила гораздо слабее, чем она меня рассердила, уверяю вас.
— Вы не дали себе время подумать. Я уже выговаривал вам за несдержанность.
— Да, епископ.
— Разве я не говорил, что вам следует делать, когда вами внезапно завладевает ярость? Сколько можно повторять! Вашему Высочеству нужно в такие моменты молиться и читать молитву «Отче наш». «И прости нам долги наши, как и мы прощаем должников наших».
— Я так и делала, епископ. Во всяком случае, в первый раз, когда рассвирепела.
— Неужели вы хотите сказать, что даже молитва не смогла отвратить вас от гнева?
— Нет, почему же, мой дорогой епископ. Молитва мне очень помогла. Если бы я не произнесла этих слов, то, наверное, убила бы миссис Адней.
И Шарлотта рассмеялась, увидев замешательство епископа.
Ну разве можно воздействовать на принцессу Шарлотту? Епископ пожаловался леди Клиффорд, что ему впору обратиться к отцу принцессы: пусть избавит его от непосильного бремени — он, епископ, не в состоянии совладать с Ее Высочеством.
***
— О Господи! — воскликнула Шарлотта, врываясь в гостиную, где сидели, зашивая ее порванное платье, Луиза Льюис и миссис Гагарина. — Его Преподобие опять одолел меня нравоучениями. Ах, как бы мне хотелось, чтобы он не был таким безупречным... или не считал бы себя безупречным! Может, все дело в этом? Наверно, поэтому его так шокируют чужие прегрешения? А вы чем тут занимаетесь? Опять зашиваете это старое платье? Неужели я опять его порвала?