Шабельский. Не нужно… (Поднимает голову.)
Лебедев. Что ты плачешь?
Шабельский. Ничего, так…
Лебедев. Нет, Матюша, не лги… Отчего? что за причина?
Шабельский. Взглянул я сейчас на эту виолончель и… и жидовочку вспомнил…
Лебедев. Эва, когда нашел вспоминать… Царство ей небесное, вечный покой, а вспоминать не время…
Шабельский. Мы с ней дуэты играли… Чудная, превосходная женщина… (Склоняется на пианино.)
Голос из залы: «За здоровье дам…» Туш и ура.
Все подленькие, маленькие, ничтожные, бездарные… Я брюзга; как кокетка, напустил на себя бог знает что, не верю ни одному своему слову, но согласись, Паша, все мелко, ничтожно, подловато. Готов перед смертью любить людей, но ведь всё не люди, а людишки, микрокефалы, грязь, копоть…
Лебедев. Людишки… От глупости всё, Матвей… Глупые они, а ты погоди — дети их будут умные… Дети не будут умные, жди внуков, нельзя сразу… Ум веками дается…
Шабельский. Паша, когда солнце светит, то и на кладбище весело… когда есть надежды, то и в старости хорошо… А у меня ни одной надежды, ни одной…
Лебедев. Да, действительно, тебе плоховато… Ни детей у тебя, ни денег, ни занятий… Ну, да что делать, судьбе кукиша не покажешь…
Музыка полминуты играет вальс, во время которого Лебедев и Шабельский делают вид, что говорят между собою.
Шабельский. На том свете мы поквитаемся. Я съезжу в Париж и погляжу на могилу жены. В своей жизни я много давал, роздал половину своего состояния, а потому имею право просить. К тому же, прошу я у друга.
Лебедев (растерянно). Голубчик, у меня ни копейки… Честное слово, omnia mea mecum porto[31]. Живу на жениных харчах без жалованья. Были спрятаны у меня заветные десять тысяч, да и те сегодня Шурочке определил. (Живо.) Постой, не унывай… Эврика… Скажу я Николаше одно слово, и ты будешь в Париже… Валяй в Париж… Из десяти тысяч мы тебе три ассигнуем. Четыре… Целый год будешь кататься, а потом приедешь домой и, чего доброго, внучка застанешь… Ау… ау… Честное слово…
Явление 4
Те же и Иванов.
Иванов (выходя из залы). Дядя, ты здесь? Милый мой, я улыбаюсь и смеюсь, как благодушнейший из смертных… (Смеется.) Я прошу тебя от чистого сердца, будь весел, улыбайся и ты… Не отравляй нашего веселья твоим унылым видом. Бери Пашу под правую руку, меня под левую и пойдем выпьем за твое здоровье. Я так счастлив и доволен, как давно уже не бывал. Все хорошо, нормально… отлично… Выпил я бокал шампанского (смеется), и, мне кажется, вся земля кружится от моего счастья… (Испуганно.) Матвей, ты плакал?
Шабельский. Да…
Иванов. О чем?
Шабельский. Я о ней вспомнил… о Сарре…
Пауза.
Иванов. Спасибо тебе, что ты о ней вспомнил… Это прекрасная, редкая женщина… Мало таких женщин, Матвей…
Лебедев. Симпатичная была. Это верно…
Пауза.
Иванов (графу). А помнишь, какую штуку я сгоряча пустил ей, когда она пришла ко мне в кабинет? Боже мой, вспоминаем теперь равнодушно, а тогда я едва не умер от ужаса. Пятеро суток я не уснул ни на минуту, не съел ни одной крошки, а ведь простила… Все мне простила, когда умирала. И я чувствую, она теперь смотрит сюда своими светлыми глазами и прощает нас. Спит она теперь в могиле; мы живем, музыка у нас играет, а придет время, и мы умрем, и о нас скажут: спит он теперь в могиле… Нравится мне этот порядок в природе и сама природа мне нравится. (Смеется.) Все мне сегодня необыкновенно симпатично… Ты, Паша, честнейший человек… Мне больше нельзя пить, но вы, господа, пойдите и выпейте…
Лебедев. Граф, коньячку? А? Кого будешь пить?
Шабельский. Все равно.
Иванов. Сам я не пью, но люблю смотреть, когда другие пьют. (Трет себе лоб.) Счастье счастьем, а за эти дни я так измучился, что того и гляди упаду… Во всем теле какое-то нытье… (Смеется.) Пойдемте…
Явление 5
Те же и Боркин.
Боркин (выходя из залы). Молодой, где вы? Вас ищут. (Увидев Иванова.) А… Идите скорее, вас там зовут… Впрочем, постойте, Nicolas, на минутку, я должен сообщить вам одну чудную идею. За эту идею вы, господа, все, сколько вас тут есть, должны дать по крайней мере по тысяче рублей… Слушайте, Nicolas: давайте вы, я, Зинаида Саввишна и Бабакина все на паях откроем конный завод… Хотите?