«Не бывать тебе в живых…»

• Не бывать тебе в живых,
• Со снегу не встать.
• Двадцать восемь штыковых,
• Огнестрельных пять.

• Горькую обновушку
• Другу шила я.
• Любит, любит кровушку
• Русская земля.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

• Далеко в лесу огромном,
• Возле синих рек,
• Жил с детьми в избушке темной
• Бедный дровосек.

• Младший сын был ростом с пальчик, —
• Как тебя унять,
• Спи, мой тихий, спи, мой мальчик,
• Я дурная мать.

• Долетают редко вести
• К нашему крыльцу,
• Подарили белый крестик
• Твоему отцу.

• Было горе, будет горе,
• Горю нет конца,
• Да хранит святой Егорий
• Твоего отца.

«Пока не свалюсь под забором…»

• Пока не свалюсь под забором
• И ветер меня не добьет,
• Мечта о спасении скором
• Меня, как проклятие, жжет.

• Упрямая, жду, что случится,
• Как в песне случится со мной,
• Уверенно в дверь постучится
• И, прежний, веселый, дневной,

• Войдет он и скажет: «Довольно,
• Ты видишь, я тоже простил»,
• Не будет ни страшно, ни больно.
• Ни роз, ни архангельских сил.

• Затем и в беспамятстве смуты
• Я сердце мое берегу,
• Что смерти без этой минуты
• Представить себе не могу.

1921

«На пороге белом рая…»

• На пороге белом рая,
• Оглянувшись, крикнул: жду,
• Завещал мне, умирая,
• Благостность и нищету.

• И когда прозрачно небо,
• Видит, крыльями звеня,
• Как делюсь я коркой хлеба
• С тем, кто просит у меня.

• А когда, как после битвы,
• Облака плывут в крови,
• Слышит он мои молитвы,
• И слова моей любви.

1921

«Заплаканная осень, как вдова…»

• Заплаканная осень, как вдова
• В одеждах черных, все сердца туманит.
• Перебирая мужнины слова,
• Она рыдать не перестанет.

• И будет так, пока тишайший снег
• Не сжалится над скорбной и усталой…
• Забвенье боли и забвенье нег —
• За это жизнь отдать не мало.

1921

«Соблазна не было. Соблазн в тиши живет…»

• Соблазна не было. Соблазн в тиши живет,
• Он постника томит, святителя гнетет

• И в полночь майскую над молодой черницей
• Кричит истомно раненой орлицей.

• А сим распутникам, сим грешницам любезным
• Неведомо объятье рук железных.

«Буду черные грядки холить…»

• Буду черные грядки холить,
• Ключевой водой поливать;
• Полевые цветы на воле,
• Их не надо трогать и рвать.

• Пусть их больше, чем звезд зажженных
• В сентябрьских небесах, —
• Для детей, для бродяг, для влюбленных
• Вырастают цветы на полях.

• А мои – для святой Софии
• В тот единственный светлый день,
• Когда возгласы литургии
• Возлетят под дивную сень.

• И, как волны приносят на сушу
• То, что сами на смерть обрекли,
• Принесу покаянную душу
• И цветы из Русской земли.

«Ты мне не обещан ни жизнью, ни Богом…»

• Ты мне не обещан ни жизнью, ни Богом,
• Ни даже предчувствием тайным моим;
• Зачем же в ночи перед темным порогом
• Ты медлишь, как будто счастьем томим?

• Не выйду, не крикну: «О, будь единым,
• До смертного часа будь со мной!»
• Я только голосом лебединым
• Говорю с неправедною луной.

1915

«Покинув рощи родины священной…»

I

• Покинув рощи родины священной^[2]
• И дом, где муза, плача, изнывала,
• Я, тихая, веселая, жила
• На низком острове, который, словно плот,
• Остановился в пышной Невской дельте.
• О, зимние, таинственные дни
• И милый труд, и легкая усталость,
• И розы в умывальном кувшине!
• Был переулок снежным и недлинным.
• И против двери к нам стеной алтарной
• Воздвигнут храм Святой Екатерины.
• Как рано я из дома выходила,
• И часто по нетронутому снегу,
• Свои следы вчерашние напрасно
• На бледной, чистой пелене ища,
• И вдоль реки, где шхуны, как голубки,
• Друг к другу нежно, нежно прижимаясь,
• О сером взморье до весны тоскуют,
• Я подходила к старому мосту.

• Там комната, похожая на клетку,
• Под самой крышей в грязном шумном доме,
• Где он, как чиж, свистал перед мольбертом
• И жаловался весело, то грустно
• О радости не бывшей говорил.
• Как в зеркало глядела я тревожно
• На серый холст, и с каждою неделей
• Все горше и страннее было сходство
• Мое с моим изображеньем новым.
• Теперь не знаю, где художник милый,
• С которым я из голубой мансарды
• Через окно на крышу выходила,
• Чтоб видеть снег, Неву и облака,
• Но чувствую, что Музы наши дружны
• Беспечной и пленительною дружбой,
• Как девушки, не знавшие любви.

• Смеркается, и в небе темно-синем,
• Где так недавно храм Ерусалимский
• Таинственным сиял великолепьем,
• Лишь две звезды над путаницей веток,
• И снег летит откуда-то не сверху,
• А словно подымается с земли,
• Ленивый, ласковый и осторожный.
• Мне странною в тот день была прогулка.
• Когда я вышла, ослепил меня
• Прозрачный отблеск на вещах и лицах,
• Как будто всюду лепестки лежали
• Тех желто-розовых некрупных роз,
• Название которых я забыла.
• Безветренный, сухой, морозный воздух
• Так каждый звук лелеял и хранил,
• Что мнилось мне: молчанья не бывает.
• И на мосту, сквозь ржавые перила
• Просовывая руки в рукавичках,
• Кормили дети пестрых жадных уток,
• Что кувыркались в проруби чернильной.

«Тебе покорной! Ты сошел с ума!…»

• Тебе покорной! Ты сошел с ума!
• Покорна я одной Господней воле.
• Я не хочу ни трепета, ни боли,
• Мне муж палач, а дом его тюрьма.

• Но видишь ли! Ведь я пришла сама;
• Декабрь рождался, ветры выли в поле,
• И было так светло в твоей неволе,
• А за окошком сторожила тьма.

• Так птица о прозрачное стекло
• Всем телом бьется в зимнее ненастье,
• И кровь пятнает белое крыло.

• Теперь во мне спокойствие и счастье.
• Прощай, мой тихий, ты мне вечно мил
• За то, что в дом свой странницу пустил.

1921

  35