На ней были золотые парча и бархат; в подобранных волосах сверкали крупные бриллианты.
Эркюль Строцци шепнул ей, что никогда не видел ее такой прекрасной, как в этот вечер. Она благодарно взглянула на него и потупилась. Его общество всегда напоминало ей о другом поэте – Пьетро Бембо.
Франческо, почетный гость бала, взял ее за руку и повел на танец. Выражение его лица было торжественным, глаза сияли.
– Мы с вами как будто сто лет не виделись, – выдохнул он. – Помните ваш визит в Мантую? Лукреция, дорогая… скажите, Изабелла тогда очень расстроила вас?
Лукреция улыбнулась.
– Нет, – ответила она. – Тогда меня ничто не могло расстроить. А вы были очень гостеприимны.
– Я хотел защитить вас от нее… не дать в обиду. Она вас ненавидит, потому что я – люблю.
– Она ненавидела меня еще тогда, когда вы толком и не ведали о моем существовании.
– Я не забывал о вас со времени нашей первой встречи. А теперь между нами уже никто не встанет. Ни Альфонсо, ни вся Феррара. Ни даже Изабелла со всей ее злобой.
– Франческо, мы не сможем стать любовниками, – сказала она. – Это и в самом деле невозможно.
– Моей любви все под силу! На свете нет такой преграды…
– Франческо, если мы не будем танцевать, на нас обратят внимание, – перебила она. – Во всем зале только мы одни стоим на месте.
– Пусть все знают, что я люблю вас. Пусть знают – и завидуют.
– У меня есть враги, – сказала она. – Вон Альфонсо смотрит на нас.
– Черт бы побрал вашего Альфонсо, – пробормотал Франческо.
В этот вечер Лукреция танцевала с такой грацией и изяществом, что и сам Александр, всегда любивший наблюдать за нею на балах, не мог бы не восхититься отточенными и уверенными движениями своей дочери. Многие гости не сводили с нее глаз, когда она кружилась по залу.
Казалось, ею владело вдохновение. Она сияла счастьем – была такой, какой ее привыкли видеть отец и брат. Все удивлялись ее жизнерадостному настроению.
«Мадонну Лукрецию сегодня как будто подменили. Она никогда не была такой счастливой», – говорили друг другу гости. Они прикрывались веерами и похихикивали. Что если это ее кавалер так волшебно подействовал на нее? Франческо Гонзага был не из красавцев, но все знали о том неизменном успехе, которым он пользовался у женщин.
– Где мы сможем встретиться… наедине? – допытывался он.
– Нигде, – ответила она. – Нам этого никогда не позволят. За мной все время следит мой супруг – да и доносчики Изабеллы, я думаю, сейчас не дремлют.
– Лукреция, несмотря ни на что мы должны встретиться.
Некоторое время она молчала.
– Надо будет разработать какой-нибудь план, – наконец сказала она.
Танцуя с Франческо, Лукреция не забывала и еще об одном их общем деле – о помощи ее брату Чезаре. Кто же как не маркиз Мантуанский, главнокомандующий папской армии, мог оказать ему нужную поддержку?
– Вы знаете о побеге моего брата? – спросила она. Он кивнул.
– Я глубоко огорчен тем, что его освобождению способствовал не я, а кто-то другой.
– Не оправдывайтесь, Франческо. Все знают, как вы хлопотали перед королем Испании.
– Я всегда буду служить вашим интересам.
Она крепче сжала его руку, и они вновь закружились в танце.
Бал продолжался до самого утра. Все это время Франческо не отходил от Лукреции. Уже рассвело, когда служанки уговорили ее подняться в спальню и лечь в постель.
Проснулась она от боли, пронзившей все ее тело. На ее крик прибежали испуганные служанки.
– Мне плохо, – простонала она. – Кажется, я умираю… умираю!
Женщины тревожно переглянулись. Они поняли, в чем дело.
Срочно привели лекаря – тот угрюмо кивнул. В апартаментах чуть слышно зашептались.
– Только сумасшедшая могла так долго танцевать на этом проклятом балу. В ее-то положении! Не удивительно, если она лишится наследника Феррары.
Дверь распахнулась, и в апартаменты ворвался Альфонсо. Он был в ярости.
– Итак, ты потеряла еще одного моего сына! – закричал он. – Какая же к черту из тебя супруга, скажи на милость! Танцевать до утра и ни разу не вспомнить о наследнике! Нужна ли ты мне после этого?
Уставшая от боли, она с мольбой посмотрела на него.
– Альфонсо… прошу тебя…
– Прошу… прошу!.. Клянусь тебе, если ты не будешь исполнять своих обязанностей, то и впрямь станешь нищей попрошайкой. Вот уже в третий раз мы лишились ребенка! Вместо того чтобы свято соблюдать свой супружеский долг, ты приносишь в Феррару фривольные римские нравы. Предупреждаю тебя, я этого не потерплю!