Мне стыдно, что до сих пор я не отдал Вам 25 руб., следуемых с меня за почту. Хотел перед отъездом отдать, но Вы были в отсутствии.
Сердечный привет Вашей семье и всем нашим общим знакомым. Желаю всего хорошего.
Ваш А. Чехов.
Легра Ж., 18 марта 1894 *
1402. Ж. ЛЕГРА
18 марта 1894 г. Ялта.
18 марта. Ялта.
Многоуважаемый Юлий Антонович!
Я кашляю и потому живу в Крыму, в Ялте. Погода холодная, на море буря… Бррр!!
Нет ли у Вас в Бордо знакомого виноторговца, который согласился бы прислать в Москву * в редакцию «Русской мысли» 100–150 бутылок * хорошего и не очень дорогого вина? Если есть, то пусть он скажет, сколько мы должны прислать ему денег. Вино должно быть настоящее, французское, не кислое, не сладкое, из категории лафитов и бордо. Деньги мы вышлем вперед, тотчас же по получении ответа.
100-150 бутылок по-французски называется, кажется, ¼ barique (sic).
Потапенко уехал в Париж. M-lle Мизинова, полная блондинка, с которой Вы познакомились у Гольцева, тоже уехала в Париж и будет жить там и учиться пению.
Я буду жить в Ялте до 15 апреля * (старого стиля), а потом уеду в Мелихово. Мой адрес: Ялта, А. П. Чехову.
Надеюсь, что летом мы увидимся в Мелихове * .
Будьте здоровы, счастливы. Желаю, чтобы Вас полюбила очень красивая девушка.
Пишите!
Ваш А. Чехов.
Корнееву Я. А., 27 марта 1894 *
1403. Я. А. КОРНЕЕВУ
27 марта 1894 г. Ялта.
Ялта, 27 март.
Многоуважаемый Яков Алексеевич! У меня был план: по выходе «Сахалина» моего в свет явиться к Вам и поднести оную книжицу с приличным надписанием. Когда я садился на извозчика, чтобы ехать на вокзал, то есть в самом начале моего путешествия, Вы заставили меня выпить «посошок» — три рюмки сантуринского, и эти рюмки, равно как и Ваши сердечные пожелания, послужили мне, очевидно, в пользу, так как путешествовал я благополучно. Я хотел упомянуть об этих рюмках в надписании, но Вы расстроили мой план, приславши мне письмо, и я упоминаю о них раньше, чем следует.
С тех пор как мы не виделись в моей жизни произошло немало всяких пертурбаций. Как Вам известно, на Сахалин я ехал сухим путем через Сибирь; там я прожил 3 месяца и 3 дня, возвращался морем на пароходе Добровольного флота. Был в Китае, в Сингапуре, на Цейлоне и проч. По возвращении вскорости уехал за границу — Австрию, Германию, Италию, Францию… Затем, в 1892 г. купил имение в Серпуховском уезде, куда и перебрался со всей своей фамилией. Купил я 213 дес. с усадьбой и с тремя конями, которые только ели и пили, но ездить отказывались; деньгами уплатил 4 тыс. и остался должен 9 тысяч: 6 тыс. банковский долг, а на остальные три дал владелице имения закладную. В этом году владелица закладной предложила 700 руб. уступки, если я уплачу по закладной теперь же. Я понатужился и заплатил. Остался, значит, один банковский долг. Процентов плачу 360 рублей в год. В деревне жить просторно, вольготно; можно и на лавочке за воротами посидеть, и на траве полежать, и в халате по улице пройтись. Свои лошади, свои собаки. Едешь куда-нибудь на собственных лошадях, а собаки сзади бегут, высунув языки. Блаженство, одним словом.
В два последние лета я служил в Серпуховском земстве холерным доктором. У меня был участок в 27 деревень, но не было ни одного случая холеры, что, впрочем, не мешало мне называться холерным врачом. Это напоминает несколько стих: «По Гороховой я шел и гороху не нашел» * .
С 5-го марта живу я в Ялте, откуда хочу в начале апреля бежать домой. Поехал я в Крым только для того, чтобы хотя немножко удовлетворить свою страсть к передвижениям. Тут уже весна, тепло, но скучно; люди нудные, скучные, природа кладбищенская. Да и есть нечего.
Спасибо за вырезку из «Московских ведомостей» * . Но сто раз спасибо за память и добрые чувства. Старый друг лучше новых двух; я видаю множество людей * и знакомлюсь каждый день всё с новыми, и имею немало новых друзей, но о Вас, о Вашей семье и о доме в Кудрине я вспоминаю с особенным чувством, и эти воспоминания не бледнеют от времени и новых знакомств.
Ольге Алексеевне, Марусе и Алеше нижайший поклон и пожелание всех благ. Вашу дщерь и сына не называю по батюшке, потому что не видел их еще взрослыми и в воображении моем они всё еще маленькие.