ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Невеста по завещанию

Бред сивой кобылы. Я поначалу не поняла, что за храмы, жрецы, странные пояснения про одежду, намеки на средневековье... >>>>>

Лик огня

Бредовый бред. С каждым разом серия всё тухлее. -5 >>>>>

Угрозы любви

Ггероиня настолько тупая, иногда даже складывается впечатление, что она просто умственно отсталая Особенно,... >>>>>

В сетях соблазна

Симпатичный роман. Очередная сказка о Золушке >>>>>

Невеста по завещанию

Очень понравилось, адекватные герои читается легко приятный юмор и диалоги героев без приторности >>>>>




  66  

Фонтанный Дом

Ранняя редакция этого стихотворения была опубликована в «Звезде» (1946, №1). А вскоре появилась еще одна публикация – в документах, предшествовавших ждановскому докладу и постановлению «О журналах «Звезда» и «Ленинград»». Г. Александров и А. Еголин, авторы «Докладной записки Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) секретарю ЦК ВКП(б) А. А. Жданову о неудовлетворительном состоянии журналов «Звезда» и «Ленинград»» от 7 августа 1946 г., сообщали: «Симпатии и привязанность Ахматовой на стороне прошлого». В подтверждение приводился полный текст стихотворения:

  • Мой городок игрушечный сожгли,
  • И в прошлое мне больше нет лазейки.
  • Там был фонтан, зеленые скамейки,
  • Громада парка царского вдали.
  • На Масленой – блины, ухабы, вейки,
  • В апреле запах прели и земли,
  • И первый поцелуй...

Лидия Чуковская рассказывает о том, как Ахматова в 1958 году переделывала опальное стихотворение «Мой городок игрушечный сожгли…» при подготовке книги, выходившей впервые после указанного постановления 1946 года.

«Совершенно искаженным оказалось стихотворение:

  • Мой городок игрушечный сожгли,
  • И в прошлое мне больше нет лазейки...

Можно ли точнее определить Царское Село – этот мнимый город? Он, действительно, город по всем правилам: мощеные улицы, каменные дома, чугунные решетки, и в то же время он игрушечный, невсамделишный: домики и деревья расставлены на полу или на столе прилежной детской рукой; расставлены правильно, ровно, аккуратно,– только все маленькое, ненастоящее, хотя и железная дорога – как настоящая, и будка на путях совсем настоящая, и даже сторож из будки выскакивает с настоящим флагом...

  • Мой городок игрушечный сожгли,
  • И в прошлое мне больше нет лазейки...

Ахматова говорит о городе своей юности, который сожгли немцы. Но начальство пpиpeвнoвалo ее к слову «прошлое» (ведь прошлое – это всегда «проклятое царское прошлое»); ах, ты ищешь туда лазейку?

Анна Андреевна, пробуя всякие замены, по-моему, совершенно испортила стихотворение. Было оно интимное, горькое, заветное, стало какое-то крикливо-патетическое:

О, злодеи!..

От обиды я не запомнила.

Исчезла «лазейки» (на рифме), а с нею и все последующее зашаталось. После моих укоризн, Анна Андреевна, к моему великому счастию, сделала так:

  • Мой городок игрушечный сожгли,
  • И в юность мне обратно нет лазейки.

Не в проклятое прошлое, а в юность – так, может быть, пройдет?»

Лидия Чуковская. «Записки об Анне Ахматовой». (Запись 26 марта 1958 г.)

В конечном счете Ахматова все же отказалась и от «городка игрушечного», и от «лазейки» – за первым стихотворением диптиха «Городу Пушкина» закрепилась начальная строка «О, горе мне! Они тебя сожгли...»

2. «Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли...»

  • Этой ивы листы в девятнадцатом веке увяли,
  • Чтобы в строчке стиха серебриться свежее стократ.
  • Одичалые розы пурпурным шиповником стали,
  • А лицейские гимны всё так же заздравно звучат.
  • Полстолетья прошло... Щедро взыскана дивной судьбою,
  • Я в беспамятстве дней забывала теченье годов, —
  • И туда не вернусь! Но возьму и за Лету с собою
  • Очертанья живые моих царскосельских садов.

4 октября 1957

Москва

Три стихотворения 

1. «Пора забыть верблюжий этот гам...»

  • Пора забыть верблюжий этот гам
  • И белый дом на улице Жуковской.
  • Пора, пора к березам и грибам,
  • К широкой осени московской.
  • Там всё теперь сияет, всё в росе,
  • И небо забирается высоко,
  • И помнит Рогачевское шоссе
  • Разбойный посвист молодого Блока...

1944—1950

2. «И, в памяти черной пошарив, найдешь...»

  • И, в памяти черной пошарив, найдешь
  • До самого локтя перчатки,
  • И ночь Петербурга. И в сумраке лож
  • Тот запах и душный и сладкий.
  • И ветер с залива. А там, между строк,
  • Минуя и ахи и охи,
  • Тебе улыбнется презрительно Блок —
  • Трагический тенор эпохи.

1960

3. «Он прав – опять фонарь, аптека...»

  • Он прав – опять фонарь, аптека,
  • Нева, безмолвие, гранит...
  • Как памятник началу века,
  • Там этот человек стоит —
  • Когда он Пушкинскому Дому,
  • Прощаясь, помахал рукой
  • И принял смертную истому
  • Как незаслуженный покой.

7 июня 1946

  66