Особенно,... 
76 
Я скоро приеду, но не раньше 20 февр<аля>. Конечно, буду браниться.
Если 12-го февраля будете у Плещеева, то рикикикните рюмку за его здоровье от моего имени.
Сегодня ожидаю к себе Короленко * . Будет разговор о капитане Альбе.
На днях, встретившись с инспектором одного большого училища * , я обязал его купить для училищной библиотеки все Ваши издания, что он и сделал. Что Вы, крокодил Вы этакий, дадите мне за комиссию?
Вчера я получил из «Северного вестника» 500 рублей аванса, а сегодня развеял эти денежки по ветру. Увы и ах!
Прощайте, миленький. Бросьте Вы к лешему Вашу мерлехлюндию, работайте от утра до ночи, и тогда Вам не будет в диковину «аристократическая медлительность». Плещеев писал * , что его Леночка будет в Москве и побывает у моей семьи.
Если Ваша жена позволит, то поклонитесь ей. Будьте здоровы.
Ваш Antoine.
Шехтелю Ф. О., 10 февраля 1888
375. Ф. О. ШЕХТЕЛЮ *
10 февраля 1888 г. Москва.
10 февраля!
Милый Франц Осипович!
Посылаю Вам свой долг с извинением, что так долго не возвращал его. В медлительности виноват не я, а человечество, которое не платит долгов за своих гениев. Теперь я почти богат. Вчера получил 500 рублей задатку за повесть, которая будет помещена в мартовской книжке «Северного вестника». Если Вы не прочтете этой повести, то не много потеряете.
Извините также за то, что я злюсь на Вас, как пастеровский кролик. Вы меня совсем забыли. Вы сердитесь? Вероятно — да, потому что не были у меня уже 19 месяцев, хотя обещали побывать вместе с Натальей Тимофеевной. Каждый вечер я дома. Будьте здоровы и счастливы. Кланяйтесь Дервизу и напомните ему, что я не прочь был бы взять у него взаймы ½ миллиона. Очень просто!
Antoine Чехов.
Хлопову Н. А., 13 февраля 1888
376. Н. А. ХЛОПОВУ *
13 февраля 1888 г. Москва.
13 февр.
Уважаемый Николай Афанасьевич!
Я прочел Ваш рассказ * ; он хорош и, вероятно, пойдет в дело, а потому считаю нелишним заранее и возможно скорее заявить Вам нижеследующее. Если Вы рассчитываете на него как на серьезный шаг и дебютируете им, то в этом смысле, по моему мнению, он успеха иметь не будет. Причина не в сюжете, не в исполнении, а в поправимых пустяках — в чисто московской небрежности в отделке и в кое-каких деталях, неважных по существу, но режущих глаза.
Начать хоть с того, что то и дело попадаются фразы, тяжелые, как булыжник. Например, на стр. 2 фраза: «он заходил ко мне два раза в продолжение получаса». Или: «На губах Ионы появилась долгая, несколько смущенная улыбка». Нельзя сказать «брызнул продолжительный дождь», так, согласитесь, не годится фраза «появилась долгая улыбка». Впрочем, это пустяки… Но вот что не совсем мелочно: где Вы видели церковного попечителя Сидоркина? Правда, существуют церковные старосты, или ктиторы, но никакие старосты и попечители, будь они хоть разнаивлиятельнейшие купцы, не имеют права и власти переводить дьячка с одного места на другое… Это дело архиерейское… Походило бы более на правду, если бы Ваш Иона попросту был переведен из города в деревню за пьянство.
Место, где Иона возится с двумя десятинами, как паук с мухой, прекрасно, но зачем Вы губите его прелесть описанием невозможной и маловероятной забавы с сохой? Разве это необходимо? Вы знаете, что кто пашет первый раз в жизни, тот не сдвинет плуга с места — это раз; дьячку выгоднее отдать свою землю под скопчину — это два; воробьев никаким калачом не заманишь из деревни в поле — это три…
«Сижу я верхом на перекладине, вот что хату с чуланом соединяет» (стр. 16). Какая это перекладина? Фигура писаря в пиджачке и с клочками сена в волосах шаблонна и к тому же сочинена юморист<ическими> журналами. Писаря умнее и несчастнее, чем принято думать о них, и т. д.
В конце рассказа дьячок (это очень мило и кстати) поет: «Благослови, душе моя, господи, и возрадуется…» Такой молитвы нет. Есть же такая: «Благослови, душе моя, господа и вся внутренняя моя имя святое его…»
Последнее сказание * : знаки препинания, служащие нотами при чтении, расставлены у Вас, как пуговицы на мундире гоголевского городничего. Изобилие многоточий и отсутствие точек.
76 
