Я написала Анне, что пажей следует уволить немедленно. Создалась затруднительная ситуация, поскольку Анна знала о выгодной сделке Сары, а Черчилли всегда нуждались в деньгах и добывали их где только могли. Но ввиду грядущих событий ничего не оставалось делать, как уволить этих двух пажей.
Сара очень не хотела возвращать деньги семьям, заплатившим за эти должности, которых молодые люди лишились. В конце концов было решено, что Сара оставит себе четыреста фунтов и вернет остальное.
Когда это совершилось, Сара была очень недовольна. Она во всем обвиняла Уильяма и меня, считая, что, если бы не мое письмо, никто и не узнал бы, что новые пажи принцессы – католики.
Деньги имели для Сары большое значение, и она никогда не могла простить мне потерю восьмисот фунтов.
Я всегда чувствовала ее враждебность и не доверяла ей.
* * *
Анна вот-вот должна была родить. Наступила жара, и она стала еще более апатичной, чем раньше. Я начала беспокоиться о ней. Она относилась к деторождению, как и ко всему остальному, очень спокойно. И в эти жаркие летние дни она лежала в безмятежном ожидании. Я волновалась куда больше.
Она поселилась в Хэмптон-Корте. Он полюбился ей так же, как и мне, и я была довольна, что она оценила усовершенствования, сделанные по распоряжению Уильяма.
Он часто бывал во дворце. Пристально следя за событиями в Ирландии, он был встревожен поддержкой, оказанной там моему отцу. Он рассказал мне кое-что об этом и добавил, что мы должны быть готовы сразиться с ним, если возникнет необходимость.
Мы часто гуляли вместе по парку. Я очень гордилась его планировкой, поскольку сама принимала в ней участие. Обычно я брала мужа под руку, а не он меня, и он не возражал, видимо нуждаясь иногда в моей поддержке. Он быстро утомлялся, хотя ни за что бы не признался в этом.
Я видела усмешки на лицах некоторых англичан, не более расположенных к Уильяму, чем он к ним. Я была выше Уильяма и располнела. Разумеется, по сравнению с Анной я казалась эльфом, но рядом с Уильямом все выглядело по-другому.
– Я видела, как вы прогуливались с королем, – явно желая уколоть меня, сказала однажды Сара. – Он опирался на вашу руку. Какой прекрасный пример для верных супругов!
Она знала, почему он опирался на мою руку, как знала и о его связи с Элизабет Вилльерс. Сара не была мне другом.
В один жаркий июльский день у Анны родился ребенок. Я настояла, чтобы быть с ней во время родов, и испытала такое облегчение, услышав крик младенца. Это был мальчик. Как все были этим довольны!
Анна была в восторге, да и я была вне себя от радости, видя ее в таком необычном для нее состоянии. Анна впервые предстала передо мной матерью, и материнство шло ей.
Она казалась почти красавицей, когда, всматриваясь в ребенка близорукими глазами, спрашивала:
– Он здоров… все у него в порядке?
Ее заверили, что младенец вполне здоров, а его громкий крик звучал для нас как музыка. Мальчик! Наследник престола!
В спальне было полно народа. Тут был и Уильям. Георг, отец ребенка, полный гордости и восторга, с обожанием взирал на жену и сына.
Это была очень трогательная сцена.
– Мы назовем его Вильгельмом в честь короля.
Уильям выглядел довольным. Я понимала, что, по его мнению, мальчик явился на свет в самый подходящий момент. Народу это понравится. Ребенка воспитают протестантом, и он унаследует корону. Наконец-то явился наследник-протестант, и угроза со стороны короля Якова, пытающегося собрать армию в Ирландии, несколько отступила.
Этот малыш имел очень большое значение.
* * *
Я тоже приняла участие в уходе за моим маленьким племянником. Анна была еще слаба после пережитого ею испытания и впала опять в блаженное состояние апатии. Для меня было наслаждением держать на руках ребенка. Мальчик выглядел очень бодрым. Уильям уже дал ему титул герцога Глостерского. Я уверена, ни одному ребенку так не радовались.
Вскоре, однако, начались опасения по поводу его здоровья. Младенец похудел и капризничал. Неужели все опять должно было повториться? Ребенок появляется на свет, все надеются, что он выживет, а потом вдруг он начинает болеть и умирает.
Было невыносимо видеть, как маленький Уильям слабел с каждым днем. Он оставался худеньким, и мы не могли понять, в чем дело. Бедная Анна была в отчаянии. Все остальные ее дети были либо мертворожденные, либо прожили очень недолго. Неужели и с маленьким Уильямом будет так же? Мы все были преисполнены печали. Каждое утро, вставая, я спрашивала моих придворных дам: «Как здоровье герцога Глостерского?» Они ожидали этот вопрос, и ответ был у них наготове: «Плохо, ваше величество, но он жив».