Особенно,... 
77 
Что Вы теперь пишете? Пишите, голубчик, не ленитесь и не унывайте.
Билибин писал мне, что Вы часто видаетесь с ним * . Он милый человек, но немножко сухарь и немножко чиновник. Он очень порядочен и, в чем я убежден уже давно, талантлив. Талант у него большой, но знания жизни ни на грош, а где нет знания, там нет и смелости. Держу пари на бутылку шампанского, что Вы уже пророчили ему, что из него выйдет первый русский водевилист * . Вы очень добрый и щедрый человек, но не желайте ему этого и своим театрально-писательским авторитетом не укрепляйте в нем его водевильных надежд. Он хороший фельетонист; его слабость — французисто-водевильный, иногда даже б<…> тон. Если же он примется родить цитварных ребят * , то уж ему во веки веков не отделаться от этого тона, и фельетонисту придется петь вечную память. Внушайте ему стиль строгий и чувства возвышенные, а водевиль не уйдет.
Мой брат-художник болен серьезно. Мой горизонт заволочен очень нехорошими тучами.
Суворин писал мне, что Вы были у него и вели речь о театре и об облаве на педерастию. Молодец Питер, старается! Где нет чистоты душ, там не ищите ее у тел.
Напишите мне. Будьте здоровы и веселы. За поздравление семья благодарит Вас и платит тем же.
Ваш А. Чехов.
Отчего бы Вам не написать драму? Повесть лучше драмы, но уж коли театральный зуд в руках, то лучше написать одну драму, чем три трехактные комедийки. Работа веселей и выгоднее.
Не забывайте передавать Вашей жене от меня поклоны.
Линтваревой Е. М., 17 апреля 1889 *
635. Е. М. ЛИНТВАРЕВОЙ
17 апреля 1889 г. Москва.
17 апрель.
Уважаемая Елена Михайловна, начну с неприятностей. У меня болен художник. У него был брюшной тиф, осложнившийся хроническим легочным процессом. Притупление и хрипы выше правой ключицы и ниже ее на три пальца. Тиф уже кончился (селезенка нормальна), но температура не бывает во весь день, даже утром, ниже 39. Надо скорее везти его на юг. Ехать в Крым нет денег, стало быть, придется ограничиться одною Лукой и жить в ней, пока в историю болезни не вмешается intermittens[15]. Я рассчитываю выехать с художником в субботу на Фоминой. Какая у Вас теперь погода? Боюсь, как бы не приехать в дождь и холод. Если погода хороша, то я приеду к Вам в воскресенье с курьерским; если она плоха у Вас, то в пятницу будьте добры уведомить меня телеграммой: погода плоха. И тогда, конечно, я отложу свой приезд впредь до тех пор, пока другая Ваша телеграмма не известит меня о ясных днях. Мой адрес для телеграмм такой: «Москва, Кудрино, Чехову».
Я здоров, но настроение у меня скверное. С ним, т. е. с таким настроением, Вы достаточно знакомы, а потому рисовать его не стану. Иметь больного брата — горе; быть врачом около больного брата — два горя.
В Москве гостит А. Н. Плещеев. Сейчас обедал с ним у Островского (брата драматурга). Хороший старик. Жаль только, что этим летом он не приедет на Луку * . Кстати, где-то около Луки проф. Манассеин нанял себе дачу. Будем приглашать его на консилиум и конфузиться перед бездною его премудрости. Прежде на консилиумах я сильно конфузился, но теперь держу себя храбро, но Манассеина, должно быть, испугаюсь. Ведь редактор! * Подумать страшно.
Если Николаю станет легче, что очень возможно, то в июне или в июле я поеду в Кисловодск, где открою лавочку и буду лечить дам и девиц. Чувствую медицинский зуд. Опротивела литература.
Надеюсь, что все Ваши здоровы и веселы. Будьте добры поклониться им и пожелать всего хорошего.
Душевно преданный
А. Чехов.
Недавно я был в Харькове * и виделся с Тимофеевым.
Суворину А. С., 17 апреля 1889 *
636. А. С. СУВОРИНУ
17 апреля 1889 г. Москва.
17 апрель.
Вы завидуете моей молодости, а я завидую Вам, что Вы едете в Тироль. Давайте поменяемся.
Итак, значит, летом мы не увидимся. До самого ноября я не увижу ни Вас, ни Анны Ивановны и не буду купаться в Феодосии. Обидно, ибо скучища летом будет ужасающая. Мне снилось, что я получил Станислава 3 степени. Мать говорит, что мне предстоит нести крест. Сон, вероятно, сбудется, ибо дела художника совсем плохи.
77 
