Александр любил принимать их в интимной обстановке и отпускал всех своих слуг. Девушки усаживались по обе стороны от него, и он нежно обнимал их за плечики.
Как прекрасны они, как нежна их юная кожа, как сверкают золотистые волосы! Положительно, думал он, эти девушки – самые красивые во всем Риме. Жизнь замечательна, раз в свои шестьдесят лет он все еще сохраняет энергию двадцатилетнего: он был убежден, что Джулия вовсе не притворяется, что ее страсть к нему столь же велика, как и его страсть к ней, и что ее бедный косоглазый муженек, хоть и молод и силен, совершенно ее не интересует.
Лукреция, удобно устроившись в отцовских объятиях, восхищенно оглядывала его роскошные апартаменты. Позолоченный потолок, изящно расписанные стены – фрески делал сам великий художник Пинтуриккью, однако стены были расписаны им не целиком, поэтому кое-где их прикрывали роскошные шелка, свисавшие до покрытого восточным ковром пола. Кругом стояли кресла, стулья, кушетки, обитые ярким шелком и бархатом, и над всем возвышался роскошный папский престол.
И все принадлежит этому богоподобному человеку, который – да в это просто невозможно поверить! – приходится ей отцом. Нежным, любящим отцом. Как он радовался, когда оставался наедине со своими любимыми девочками!
– Сегодня я послал за тобою, потому что должен тебе кое-что сообщить, доченька, – такими словами он начал очередную их встречу. – Нам следует отложить приготовления к твоему браку с доном Гаспаро ди Прочида.
– Почему так, отец? – спросила Лукреция, а Джулия рассмеялась:
– Да она не возражает, совсем не возражает.
Папа потрепал дочь по щеке, и Лукреция вспомнила нежное прикосновение Чезаре – он любил щипать ее за щечку.
– Отец! – воскликнула она. – А когда мы увидим Чезаре?
Джулия и Папа обменялись понимающими улыбками.
– Вот видите, я была права, – заявила Джулия. – У бедняжки Лукреции пока нет возлюбленного.
По лицу Папы пробежала лишь тень недовольства – он редко показывал тем, кого он любил, что он на них сердится, но Джулия поняла, что ее реплика Александру неприятна. Но она была слишком уверена в своей над ним власти, чтобы чего-то опасаться, и потому упрямо повторила:
– Я права.
– Когда-нибудь, – ответил Александр, – моя дочь познает великое счастье любви, я в этом не сомневаюсь. Но это наступит тогда, когда она будет к этому готова.
Лукреция поцеловала отцу руку.
– Она больше думает о своем отце и братьях, чем о ком-либо другом, – добавила Джулия. – Кого бы из мужчин ей ни представили, она все время повторяет: «Как ничтожны они по сравнению с моим отцом… или по сравнению с Чезаре и Джованни».
– Лукреция – настоящая Борджа, – заметил Александр, – а мы ставим членов нашей семьи выше всех на свете.
– Но ведь на свете живут не только Борджа, – смеясь, Джулия прижала к себе его руку. – Молю вас, Ваше Святейшество, откройте нам, кого же теперь вы предназначаете Лукреции в женихи?
– Человека очень влиятельного. Его зовут Джованни Сфорца.
– Но ведь он, кажется, старик? – спросила Джулия.
– А разве возраст – помеха любви? – И снова в голосе Александра послышался упрек.
Джулия поспешила исправить свою ошибку:
– Лишь богам дарована вечная молодость, а Джованни Сфорца, я готова в том поклясться, всего лишь человек.
Александр улыбнулся и поцеловал ее:
– Но это отличная партия. Моя любимая доченька станет благословлять меня за это.
Лукреция поцеловала его, как требовал дочерний долг.
– Меня сватали уже много раз. Прежде чем выражать благодарность, я подожду, пока увижу этого жениха и выйду за него замуж.
Папу рассмешила подобная рассудительность. Он получал огромное удовольствие от болтовни с девушками, и каждый раз печалился, когда приходилось их отсылать и приступать к своим официальным обязанностям.
В сопровождении свиты девушки покинули Ватикан и, когда они шли через площадь, какой-то бродяга нагло уставился на Джулию и заорал:
– Смотрите, вот идет невеста Христова!
Глаза Джулии вспыхнули негодованием, но бродяга не стал дожидаться наказания и удрал с площади во всю прыть.
– Ты рассердилась, Джулия, – констатировала Лукреция, – рассердилась на слова, сказанные каким-то нищим.
– Меня его слова оскорбить не могут, – ответила Джулия, – но ты понимаешь, в кого он метил.
– Ты – любовница моего отца, и в этом нет ничего оскорбительного. Только подумай обо всех тех знатных господах, которые именно из-за этого увиваются вокруг тебя.