Ленинград, Фонтанный Дом
(Задумано еще в Ташкенте)
Памяти друга
- И в День победы, нежный и туманный.
- Когда заря, как зарево, красна,
- Вдовою у могилы безымянной
- Хлопочет запоздалая весна.
- Она с колен подняться не спешит,
- Дохнет на почку и траву погладит,
- И бабочку с плеча на землю ссадит,
- И первый одуванчик распушит.
8 ноября 1945 (ночь)
Кого когда-то называли люди…
- Кого когда-то называли люди
- Царем в насмешку, Богом в самом деле,
- Кто был убит – и чье орудье пытки
- Согрето теплотой моей груди…
- Вкусили смерть свидетели Христовы,
- И сплетницы-старухи, и солдаты,
- И прокуратор Рима – все прошли
- Там, где когда-то возвышалась арка,
- Где море билось, где чернел утес, —
- Их выпили в вине, вдохнули с пылью
- жаркой
- И с запахом священных роз.
- Ржавеет золото, и истлевает сталь,
- Крошится мрамор – к смерти все готово.
- Всего прочнее на земле печаль
- И долговечней – царственное Слово.
1945
В первые послевоенные годы Ахматова много выступала. И с невероятным успехом – и в Ленинграде, и в Москве. И снова стала писать: за год – более 20 стихотворений! И это при активной работе над продолжающейся, не отпускающей от себя «Поэмой без героя». Она до того расхрабрилась, что позволила себе не испугаться, когда к ней в Фонтанный Дом заявился, чтобы взять интервью, сотрудник британского посольства, по образованию ученый-славист И. Берлин. Выходец из России, мистер Берлин свободно говорил по-русски, в истории российской словесности чувствовал себя как рыба в воде, кое-что знал и о молодом романе Анны Андреевны с Борисом Анрепом. Все это, вместе взятое, сильно подействовало на Анну Андреевну, особенно взволновало то, что заморский гость появился в Фонтанном Доме нежданно-негаданно и, как и было предсказано самым строем поэмы канунов и сочельников, под Рождество, за что и был «вставлен» в ее текст в роли гостя из будущего. Почтенный славист, когда до него дошла «Поэма без героя», был крайне смущен. Будучи младше Анны Андреевны на целых двадцать лет, он не мог и подумать, что его сугубо карьерный визит будет воспринят почтенной седой русской дамой столь эмоционально. А между тем мистер Берлин и впрямь появился в сталинской России 1946 года в роли «гостя из будущего» – пришельца из тех времен, когда творчество госпожи Ахматовой станет излюбленной диссертационной темой славистов всего мира, и они, дружной когортой, будут смертно завидовать И. Берлину.
Знаешь сам, что не стану славить…
- Знаешь сам, что не стану славить
- Нашей встречи горчайший день.
- Что тебе на память оставить,
- Тень мою? На что тебе тень?
- Посвященье сожженной драмы,
- От которой и пепла нет,
- Или вылезший вдруг из рамы
- Новогодний страшный портрет?
- Или слышимый еле-еле
- Звон березовых угольков.
- Или то, что мы не успели
- Досказать про чужую любовь?
6 января 1946
А. Ахматова и Б. Пастернак. 1946 г.
Здесь все тебе принадлежит по праву…
Б. Пастернаку
- Здесь все тебе принадлежит по праву,
- Стеной стоят дремучие дожди.
- Отдай другим игрушку мира – славу,
- Иди домой и ничего не жди.
1947–1958
И увидел месяц лукавый…
- И увидел месяц лукавый,
- Притаившийся у ворот,
- Как свою посмертную славу
- Я меняла на вечер тот.
- Теперь меня позабудут,
- И книги сгниют в шкафу.
- Ахматовской звать не будут
- Ни улицу, ни строфу.
27 января 1946
Ленинград
Во сне
- Черную и прочную разлуку
- Я несу с тобою наравне.
- Что ж ты плачешь? Дай мне лучше руку,
- Обещай опять прийти во сне.
- Мне с тобою как горе с горою…
- Мне с тобой на свете встречи нет.
- Только б ты полночною порою
- Через звезды мне прислал привет.
15 февраля 1946
Вторая годовщина
- Нет, я не выплакала их.
- Они внутри скипелись сами.
- И все проходит пред глазами
- Давно без них, всегда без них.
- Без них меня томит и душит
- Обиды и разлуки боль.
- Проникла в кровь – трезвит и сушит
- Их всесжигающая соль.
- Но мнится мне: в сорок четвертом,
- И не в июня ль первый день,
- Как на шелку возникла стертом
- Твоя страдальческая тень.
- Еще на всем печать лежала
- Великих бед, недавних гроз, —
- И я свой город увидала
- Сквозь радугу последних слез.
1 июня 1946