«А вы думаете, я – могу?» – резко перебила меня Марина Ивановна.
28 октября 41. Эшелон Казань – Ташкент
Анна Андреевна не отходит от окна.
– Я рада, что вижу так много России.
5 ноября 41
Эшелон с немцами Поволжья. Ему негде пристать. Теплушки: двери раздвинуты; видны дети, женщины, белье на веревках. Говорят, они уже больше месяца в пути и их никакой город не принимает.
На станциях, на перронах вповалку женщины, дети, узлы. Глаза, глаза… Когда Анна Андреевна глядит на этих детей и женщин, ее лицо становится чем-то похожим на их лица. Крестьянка, беженка… Глядя на них, она замолкает.
9 ноября 41
Я оттолкнула Анну Андреевну от окна – мальчики-узбеки швыряют камни в наш поезд с криками: «Вот вам бомбежка!»
Камень ударился в стенку вагона.
Мы где-то совсем близко от Ташкента. Все цветет. Окна открыты.
Л. К. Чуковская.
Из книги «Записки об Анне Ахматовой»
Первый дальнобойный в Ленинграде
- И в пестрой суете людской
- Все изменилось вдруг.
- Но это был не городской,
- Да и не сельский звук.
- На грома дальнего раскат
- Он, правда, был похож, как брат,
- Но в громе влажность есть
- Высоких свежих облаков
- И вожделение лугов —
- Веселых ливней весть.
- А этот был, как пекло, сух,
- И не хотел смятенный слух
- Поверить – по тому,
- Как расширялся он и рос,
- Как равнодушно гибель нес
- Ребенку моему.
После 4 сентября 1941
Ленинград
Январь
Ташкент
Птицы смерти в зените стоят…
- Птицы смерти в зените стоят.
- Кто идет выручать Ленинград?
- Не шумите вокруг – он дышит,
- Он живой еще, он все слышит:
- Как на влажном балтийском дне
- Сыновья его стонут во сне,
- Как из недр его вопля: «Хлеба!» —
- До седьмого доходят неба…
- Но безжалостна эта твердь.
- И глядит из всех окон – смерть.
28 сентября 1941
Самолет
Октябрь – ноябрь
Ташкент
Мужество
- Мы знаем, что ныне лежит на весах
- И что совершается ныне.
- Час мужества пробил на наших часах.
- И мужество нас не покинет.
- Не страшно под пулями мертвыми лечь,
- Не горько остаться без крова, —
- И мы сохраним тебя, русская речь,
- Великое русское слово.
- Свободным и чистым тебя пронесем,
- И внукам дадим, и от плена спасем
- Навеки!
23 февраля 1942
Ташкент
Многое еще, наверно, хочет…
- Многое еще, наверно, хочет
- Быть воспетым голосом моим:
- То, что, бессловесное, грохочет,
- Иль во тьме подземный камень точит,
- Или пробивается сквозь дым.
- У меня не выяснены счеты
- С пламенем, и ветром, и водой…
- Оттого-то мне мои дремоты
- Вдруг такие распахнут ворота
- И ведут за утренней звездой.
Март 1942
Ташкент
Щели в саду вырыты…
- Щели в саду вырыты,
- Не горят огни.
- Питерские сироты,
- Детоньки мои!
- Под землей не дышится,
- Боль сверлит висок,
- Сквозь бомбежку слышится
- Детский голосок.
18 апреля 1942
Анна Ахматова с Валей Смирновым. Ленинград. 1940 г.
…И еще один облик Ахматовой – совершенно непохожий на все остальные. Она – в окаянных стенах коммунальной квартиры, где из-за дверей бесцеремонных соседей не умолкая орет патефон, часами нянчит соседских детей, угощает их лакомствами, читает им разные книжки – старшему Вальтера Скотта, младшему «Сказку о золотом петушке». У них был сердитый отец, нередко избивавший их под пьяную руку. Услышав их отчаянные крики, Анна Андреевна спешила защитить малышей, и это удавалось ей далеко не всегда.
Уже во время войны до нее дошел слух, что один из ее питомцев погиб в ленинградской блокаде. Она посвятила ему эпитафию, которая начинается такими словами:
- Постучись кулачком – я открою.
- Я тебе открывала всегда.
Для него, для этого ребенка, ее дверь была всегда открыта.
Корней Чуковский.
Из воспоминаний об Анне Ахматовой
Постучись кулачком – я открою…
- Постучись кулачком – я открою.
- Я тебе открывала всегда.
- Я теперь за высокой горою,
- За пустыней, за ветром, за зноем,
- Но тебя не предам никогда…
- Твоего я не слышала стона,
- Хлеба ты у меня не просил,
- Принеси же мне веточку клена
- Или просто травинок зеленых,
- Как ты прошлой весной приносил.
- Принеси же мне горсточку чистой,
- Нашей невской студеной воды,
- И с головки твоей золотистой
- Я кровавые смою следы.
23 апреля 1942