49 
Она вошла в ворота. Тонкий голубой дымок вился над кучей горящих листьев. Все казалось прозрачным. Многие деревья уже оголились и стояли, вознося в небо тонкие ветви. Оливия поплотнее запахнула пальто. Но поляна с часами все так же была покрыта зеленой травой, словно время навсегда замерло здесь посредине лета. Оливия подошла к часам и провела пальцами по надписи. Оставалось только молиться, чтобы Саша оказалась не права, подумала она. Вздохнула и повернулась, чтобы уйти.
Дилан стоял в нескольких ярдах позади, на краю поляны. На нем были джинсы и темно-синий свитер. Выглядел он изможденным, словно не спал по меньшей мере неделю.
— Оливия. Ты здесь, — произнес он хриплым голосом.
— Это Саша тебе донесла? — резко бросила она в ответ.
— Нет. — Дилан покачал головой. — Я бываю здесь каждый день. Жду тебя. Я сказал себе, что, если буду терпелив, рано или поздно ты придешь.
Ее сердце болезненно сжалось. И она поспешила сказать:
— А теперь я ухожу. Он сделал шаг к ней.
— Позволь мне объяснить тебе…
— Ты уже объяснил мне все. Тем утром, когда не осмеливался поднять глаза и взглянуть мне в лицо. — При этом воспоминании ее пронзила боль.
— Что ты хочешь услышать? — в его голосе звучала нескрываемая мука. — Что мысль увести тебя от этого подонка и обманщика никогда не приходила мне в голову? Приходила. И я в самом деле говорил ему об этом. Да, я заслужил все те уничижительные слова, какие ты бросила мне в тот день, когда ушла от меня. — Теперь он говорил уверенно и страстно. — Но поверь, с того вечера, когда мы впервые пошли в ресторан, все изменилось. Ты должна знать это. Думаешь, я сам не был смущен? При всем том, что я знал о тебе, вдруг увидеть, какая ты на самом деле… — Он закусил губу. — Понимаешь, мне хотелось верить, что ты похожа на Джереми. Такая же расчетливая и глупая. Мне… нужно было так думать. Потому что не хотелось принять то, что я к тебе почувствовал.
— Неужели? — Она насмешливо взглянула на него. — Может быть, ты скажешь, что влюбился в меня с первого взгляда?
— Нет, — серьезно ответил он. — Хотя ты почему-то не выходила у меня из головы с первой встречи. Но я говорил себе, что просто злюсь. Потому что ты хочешь причинить боль Марии. Но когда я тем вечером поцеловал тебя, меня ошеломила моя собственная реакция. Когда я почувствовал, как ты трепещешь в моих объятьях, вкус твоих невинных губ… — Он взглянул на нее с мольбой:
— Пойми, будь я таким подонком, каким ты меня вообразила, я бы не ушел. Напросился бы к тебе на ночь. Потому что я мог бы это сделать. Разве не так?
Сама себе не веря, Оливия прошептала:
— Да.
— Ах, любовь моя, — мягко проговорил Дилан. — Ты тоже изменилась.
— Но это ничего не меняет. — Она прислонилась к часам. Острая каменная кромка резала ей руки. — Ты использовал меня. Манипулировал мной. Ничто не может служить извинением.
— Может быть, и так. Но разве не на ошибках мы учимся? И разве не заслуживаем прощения? Потому что именно об этом я прошу. Не оставляй меня, Оливия. Хочешь, я буду на коленях умолять тебя?
— Не надо, — ответила она. — Все кончено, Дилан. Ты уже однажды одурачил меня. Но больше нет смысла притворяться.
— Так ты думаешь, что все, что было между нами, — лишь игра? — Он устало прикрыл глаза. — Боже, еще не родился актер, способный на такое. — Его глаза снова вспыхнули серебристым пламенем:
— Скажи, что не любишь меня, Оливия. Поклянись, и я отпущу тебя. Но скажи мне правду.
— Ты не должен требовать этого от меня. — Ее голос сорвался. — Это жестоко. И нечестно.
— Нет, — хрипловато ответил он. — Это правильно. Я борюсь за тебя, Оливия, за наше счастье. За нашу совместную жизнь. За наших не рожденных еще детей. Ты — моя женщина, и теперь уже ничего с этим не поделаешь. — Он снова посмотрел просительно. — Дорогая моя девочка, ты же любишь меня. Ты не могла бы отдаться мне, если бы не любила. Ты не способна на это. Ты — моя, и я — твой. Другого пути у нас нет. Я причинил тебе боль, и никакая жертва этого не искупит, но мне тоже больно.
Оливия не ответила. Она увидела в его глазах отражение своего одиночества, своего отчаяния. И в этот момент в самом уголке холодной пустыни ее души проклюнулся крошечный росток тепла и веры. В ней снова рождалось доверие. И сердце сбрасывало осеннюю дремоту, готовясь к пышному весеннему цветению.
— Я не сразу понял, что начал любить тебя. Осознание пришло постепенно. В основном потому, что я не ожидал этого. Если честно, я не хотел этой любви. У меня были совершенно другие планы. И в Ирландию я уехал в надежде избавиться от непрошеного чувства. Соврал себе, что ты все еще влюблена в Джереми и у меня нет ни единого шанса.
49 
