Но теперь она нуждалась в их помощи: маркиза каялась, и каялась искренне.
Образцом для нее стала Мария Лещинская: те же сборы дам за шитьем, чтением религиозных книг, молебны.
Мария Лещинская встретила эти превращения без особого энтузиазма, но и без негодования. Она наблюдала за маркизой с завистью, смешанной с восхищением. Да и, честно говоря, она не могла не восхищаться женщиной, которая преподала ей такой наглядный урок — урок того, как можно удерживать свои позиции. Если бы королева сама была чуть похитрее и подальновиднее... Мадам Помпадур, неспособная более удовлетворять сексуальные потребности короля, оставалась его другом и наиболее влиятельной персоной при дворе. И Мария Лещинская думала:
нот если бы она проявила больше мудрости, она сама бы занимала то положение, которое сейчас принадлежит маркизе.
На маркизу были устремлены все взоры. Всех интересовало: каковы будут результаты этой ее новой жизненной фазы?
Пока король забавлялся в Оленьем парке, мадам де Помпадур занималась своей душой. И, в том сомнений не было, когда все признают ее новым человеком — переосмыслившим свою жизнь и обратившимся к Богу, — уважение к ней короля только возрастет. Может быть, и он последует ее примеру.
А мадам де Помпадур жаждала получить отпущение грехов, и потому послала за священником, который мог бы молиться вместе с ней и наставлять ее на путь истинный.
Она выбрала отце де Саси, королевского духовника.
***
Над Францией сгущались тучи войны.
Мир, заключенный в О-ля-Шапель, был более выгоден Англии, нежели Франции, и факт этот становился все более очевидным. Британское правительство внимательно следило за состоянием дел во Франции; мирный договор означал, что Мадрас переходит от французов к англичанам, но последние продолжали потихоньку прибирать к рукам и другие азиатские территории.
Особенно пристально англичане присматривали за французским коммерсантом Жозефом Дюпле — ему принадлежала фабрика в Чандернагоре, его же назначили губернатором французского поселения. Власть его теперь простиралась на территории от реки Нарбада до мыса Коморин, но предприимчивый англичанин Роберт Клайв, который в свое время прибыл в Индию в качестве клерка Ист-Индской компании, был твердо убежден, что Индией должны править исключительно британцы. Клайв оказался более талантливым администратором, чем француз, к тому же его правительство оказывало ему большую поддержку, чем французское своему Дюпле. К тому же французы, озабоченные сохранением хороших отношений со своими островными соседями, вновь и вновь уступали их притязаниям по части Индии.
Британцы жаждали полновластного владычества не только над Индией, но и над Канадой. Их основной заботой было расширение рынка, а присутствие французов в Канаде тормозило этот процесс, и в июне 1755 года английский адмирал Боскуин захватил два французских фрегата — сделано это было без объявления войны. В последовавшем за этим морском сражении Франция потеряла триста кораблей, а послы Франции в Лондоне и Ганновере были срочно отозваны в Париж.
Необходим был контрудар. Войска, которые возглавил Ришелье, отличившийся в битве при Фонтенуа, отправились в порт Маон, столицу Минорки. Они захватили крепость, Франция одержала победу, равную победе англичан в Ньюфаундленде. Англичане отозвали адмирала Бинга, не сумевшего противостоять французам. Его обвинили в предательстве и расстреляли в Портсмуте — как прокомментировал это событие Вольтер, «pour encourager les autres»[3].
Но Франция не могла вступить в большую войну с Британией, не обеспечив себе мирного тыла в Европе.
Императрица Мария Терезия увидела в этой ситуации шанс вернуть себе Силезию, потерянную в результате войны за престолонаследие.
Ее посол князь фон Кауниц давно искал возможности заключения союза с Францией. Фатоватый на вид Кауниц был на самом деле мудрым государственным деятелем. Он быстро понял, что добиться во Франции успеха он может только с помощью, мадам де Помпадур. Значит, надо было завести с ней дружбу.
Он и попытался это сделать, но Мария Терезия разрывалась между сознанием государственной необходимости и угрызениями совести: она считала для себя унижением иметь дело с женщиной, которая в ее глазах выглядела отъявленной грешницей.
Однако Мария Терезия была из тех, кто умел поступиться личными интересами ради интересов государства. А ее супруг, герцог Лоррен, которому императорская корона досталась в результате войны за престолонаследие, хоть и не интересовался вопросами политическими, однако не мог сдержать циничной ухмылки — ведь его праведнице Марии Терезии придется взять в союзницы эту пресловутую мадам де Помпадур.