20 
Он угостил нас чаем, который вскипятил на старой керосинке в своей мастерской. Мы сидели на табуретках, пили чай и рассказывали ему про нашу жизнь на острове. Он показал нам свои модели, и мне показалось, что все женские фигуры напоминают тетю Грейс.
— Грустный и тихий человек, — сказала о нем Франсин. — Он меня раздражает. Они заслужили свою судьбу, потому что они ничего не делают, а только наблюдают, как жизнь течет мимо них сама по себе, отбросив их в сторону. Так жить нельзя. Мы с тобой никогда не будем такими, Пиппа. И наш отец таким не был. Мы не позволим этому старому Патриарху (она дала дедушке такое прозвище) распоряжаться нашей жизнью.
Настало лето. Все вокруг было в цвету — но не так, как на острове. Я поняла, что там всегда все было одинаково, и менялось только, когда шел дождь или дул мистраль. Здесь же все менялось день ото дня, и было так интересно наблюдать, как набухают почки, появляются листья, расцветают фруктовые деревья, кусты роз и клубники, майские жуки танцуют над прудом, слушать крики птиц и пытаться различать их, видеть под деревьями цветы колокольчиков и наперстянки, вдыхать сладкий аромат жимолости — особенно в долгие часы перед закатом, когда казалось, что день не хочет уходить. В такие вечера у меня было чувство, что я у себя дома. Это было странно, ведь я родилась на острове и прожила там всю свою жизнь.
Я любила бывать одна и лежать в густой траве, слушая стрекотание кузнечиков и жужжание пчел, стаями вьющихся над фиолетовыми цветами будильи или ароматной лаванды. Я.думала тогда: это и есть покой. И мне хотелось остановить время и сделать так, чтобы все как можно дольше оставалось, как есть. Может, я уже ощущала в воздухе грозу. Мы становились старше. Скоро дедушка сообщит Франсин о своих намерениях, и она его не послушается. Что тогда? Неужели нас выгонят?
Я вспомнила, как с нами разговаривал отец, когда мы сидели у моря, и он смотрел на него с какой-то ностальгией, которая, наверное, иногда появляется у всех покинувших свою родину. Он часто напевал песенку, которую называл моей.
— Песенка Пиппы, — говорил он, — ее написал великий поэт, который знал, что такое тоска по дому.
- На дворе весна,
- Пробуждайся, день,
- Время семь утра,
- Жемчугом роса
- Устлала плетень.
- Жаворонок в полете,
- А улитка на траве,
- Бог у себя на Небе,
- Все в мире хорошо.
Я чувствовала то же самое, лежа на траве. «Все в мире хорошо». И в те минуты я не думала о сгущающихся облаках.
— Облака уйдут, — говорил отец, — иногда можно даже вымокнуть под дождем. Но потом опять засияет солнце, и все в мире опять хорошо.
К вечеру того же дня мы с Франсин отправились на прогулку, и путь наш лежал мимо усадьбы Грантер. Когда мы проходили мимо, мы всегда заглядывали в окна, видели все ту же накрытую от пыли мебель и Франсин взывала:
— О, Великие герцоги, когда же вы, наконец, появитесь, чтобы скрасить наше существование?
На что я всегда отвечала, что для нас все равно никакого значения не будет иметь, здесь они или нет, но Франсин говорила, что все равно мы сможем хоть одним глазком взглянуть на настоящую роскошь.
Мы зашли навестить Чарлза Дэвентри. Нам нравилось смотреть, как он работает. Он тоже всегда бывал нам рад и любил рассказывать про то, как они с отцом учились в Оксфорде, и как они строили грандиозные планы и мечтали о студии в Париже или Лондоне и даже думали открыть салон, где собирались бы великие художники и литераторы.
— Видите, как повернулась жизнь, — сказал Чарлз, — ваш отец закончил свои дни на острове, а я тут… каменщик. Что же дальше-то будет?
— А как вы хотите? — указала ему Франсин. — Если вы приняли все как есть, надо быть готовым и к последствиям.
— А-а, у нас появился философ, — сказал Чарлз.
— Я понимаю так, что в жизни нужно проявлять решительность, — продолжала Франсин. В душе она все еще сердилась на него за то, что он жил здесь один, а тетя Грейс в Грейстоуне, и ни один из них не мог решиться восстать против дедушки.
Франсин вдруг вскочила и сказала, что нам пора домой, и в ту же секунду споткнулась о камень и упала. Она попыталась встать, но у нее ничего не получилось. Мне пришлось поддержать ее.
— Я не могу наступить на ногу, — сказала она.
— Наверное, ты ее растянула, — предположил Чарлз, присев рядом с ней на корточки и ощупывая ее лодыжку.
— Но как же я попаду домой?
— Есть только один способ.
Чарлз поднял ее на руки и донес до дома. Когда мы пришли, в доме поднялось страшное волнение. Выскочила Дэйзи, и ее рот раскрылся от удивления, когда она увидела, что Франсин несут на руках. Ее волнение еще больше усилилось, когда она поняла, кто несет. Она побежала за тетей Грейс, которая сначала покраснела, а потом побелела. Позже я узнала, что Чарлзу было запрещено входить в дом, а Грейс — общаться с ним. Дедушка даже попытался вообще изгнать Чарлза из округи, но в его защиту выступил викарий, сказав, что он не собирается из-за него прогонять своего племянника. После этого у дедушки испортились отношения с викарием. Тетя Грейс пробормотала:
20 
