Последние отзывы

  92  

Присмотревшись повнимательнее к ближайшему креслу, вслушиваясь в звенящую в мыслях Песнь, Кэддерли определил, что и драгоценности являются сгустками энергии, и гладкий шелк – растянутое магическое поле. Кэддерли вспомнил, как в башне колдуна Белизариуса он бился с иллюзорным минотавром в иллюзорном лабиринте. Тогда молодой жрец вывернул создание Белизариуса наизнанку, сунул руку в глотку минотавру и вырвал мнимое сердце чудовища.

Теперь, в незнакомой и, несомненно, опасной обстановке, Кэддерли требовалась уверенность в своих силах. Он снова сконцентрировался на кресле, ухватился за магическое поле его спинки и преобразовал его, растянув и сплющив.

– Столик здесь смотрится лучше, – заявил он, рассчитывая, что хозяин, Абаллистер, слышит каждое его слово.

Действительно, кресло превратилось в полированный стол на толстых резных ножках, покрытых узорами из глаз, свечей и свитков, символов Денира, Которому поклонялся Кэддерли, и братского бога Огма.

Юноша оглядел единственный выход из главной комнаты, широкий проход, поддерживаемый скульптурными арками, расположенный в стене, противоположной той, через которую он вошёл сюда. Молодой жрец слегка переместил Песнь Денира, разыскивая невидимые предметы или карманы иных измерений внутри этого кармана, но не нашел ни следа Абаллистера.

Кэддерли подошел к созданному им столу и ощутил твердую гладкую поверхность под ладонями. И улыбнулся вдохновению – божественному вдохновению, решил он, – снизошедшему на него. Призвав свою магию и потянувшись к ближайшему гобелену, он начал ткать его по-новому. Юноша отлично помнил дивный гобелен в главном зале Библиотеки Назиданий и творил точную его копию. Кресло рядом с ним стало письменным столом, на него опустилась чернильница, покрытая рунами Денира. Второй гобелен превратился в свиток Огма со словами священной молитвы, заменивший злобный лик Талоны и ее отравленный кинжал.

Кэддерли чувствовал силу, наполняющую его творения, чувствовал, что эта работа приближает его к его богу, источнику этой силы. Чем больше он менял комнату, чем больше это место напоминало храм Библиотеки Назиданий, тем крепче становилась уверенность молодого жреца, тем выше он воспарял. С каждым созданным образом культа Денира священная Песнь громче звучала в мыслях и сердце Кэддерли.

И вдруг Абаллистер – это должен был быть Абаллистер – возник в пустом проеме под резной аркой.

– Я тут кое-что… улучшил, – сообщил Кэддерли раздраженному колдуну, широко разведя руки.

Эта бравада, возможно, и скрыла от врага, как сильно он нервничает, но сам-то Кэддерли знал, что от страха ладони у него похолодели и стали влажными.

Абаллистер резко хлопнул в ладоши и выкрикнул слово силы, которое Кэддерли не узнал. И новое священное убранство комнаты мгновенно исчезло – все стало в точности как прежде.

Что-то в движении мага, во внезапной вспышке гнева этого контролирующего себя человека задело в Кэддерли какую-то знакомую струну, родив в глубине сознания тревожную ноту.

– Я не одобряю символы ложных богов и не терплю их в своих личных покоях, – холодно произнес колдун.

Кэддерли кивнул и натянул на лицо беззаботную улыбку: спорить тут действительно было не о чем.

Колдун подошел к стене, полы темного балахона непостижимым образом летели за ним, хотя никакого ветра здесь и быть не могло, а пустой взгляд старика не отрывался от юного жреца.

Кэддерли повернулся вслед за колдуном, следя за каждым движением этого опасного человека, а Песнь Денира продолжала звучать в его голове. Несколько защитных заклинаний уже выстроились в ряд, готовые освободиться по первому знаку Кэддерли.

– Ты причинил мне массу неудобств, – сказал Абаллистер свистящим голосом (если много лет подряд ты только и делаешь, что произносишь мощные заклинания, неудивительно, что и голос садится, и горло постоянно саднит). – Но принес и большую пользу.

Кэддерли сосредоточился на тоне колдуна, а не на отдельных словах. Что-то неуловимое продолжало преследовать его, что-то далекое-далекое, что-то из прошлого, и еще в сознании отчего-то всплывали воспоминания о Кэррадуне.

– Видишь ли, я мог пропустить все веселье, – продолжил Абаллистер. – Я мог сидеть тут, в покое и уюте, позволив своему войску прижать народ края к ногтю – к моему ногтю. Я бы наслаждался властью – я так люблю интриги, – но завоевание тоже может быть… приятным. Ты не согласен?

  92