Но когда Айвен метнулся прямо между этих расставленных ног, вскинув топор высоко над головой, раненой оказалась не только гордость огра. Монстр пошатнулся, ухватившись за разрубленный пах, а пронесшийся сбоку Пайкел поддел его дубинкой под колено. Огр еще не ударился об пол, а Шейли уже вспрыгнула на него, опустив одну ногу ему на морду, а другую на ребра, – эльфийка просто пробежала по падающему чудовищу.
Среди всеобщего хаоса казалось, что прорыв дворфов бессистемен и бесцелен. Затем Пайкел заметил раздаточную стойку, длинный прилавок, бегущий вдоль задней стены.
– О-о-о-о! – заверещал зеленобородый дворф, тыча вперед корявым пальцем.
Один из трех раздатчиков вскинул арбалет, но стрела Шейли достала его первой. Второй выставил перед собой деревянный поднос, точно щит, но топор Айвена расколол его надвое, врезавшись заодно в лицо человека. Щит третьего, железный котелок, казался более внушительным, но дубина Пайкела, зазвенев, отбросила котел назад так, что он ударил врага по голове.
В мгновение ока трое друзей оказались по ту сторону прилавка, а Шейли развернулась и вскинула лук – их преследовало уже множество неприятелей. Эльфийка стреляла без передышки, но остановить приближающуюся орду было, кажется, невозможно.
Айвен и Пайкел вспрыгнули на стойку по обе стороны от Шейли, успев вооружиться стопками железных тарелок, и открыли заградительный огонь из летящего металла. Вращающиеся столовые предметы со свистом рассекали воздух, бомбардируя наступающих врагов.
Дворфы удерживали противников на расстоянии, чтобы Шейли могла методично отстреливать врагов одного за другим.
– Хи-хи-хи. – Пайкел спрыгнул с прилавка, схватил горшок с густым зеленым супом и зачерпнул большой ковш кипятка.
Затем он залез обратно и принялся разливать жидкость, создавая препятствие в виде скользкого пола тем, кто подойдет слишком близко.
Стрела просвистела над ухом Айвена и задрожала в стене позади него. Шейли, целившаяся в самого большого из приближающихся монстров, очередного огра, заметила лучника, притаившегося в стороне за перевернутым столом.
– Стрелок твой! – гаркнул Айвен. – Мы с братом разберемся с дураками, которые подойдут близко.
Слова дворфа прозвучали резонно, и эльфийка, взяв себя в руки, перестала обращать внимание на надвигающуюся угрозу, доверяя своим соратникам. Она переместила лук, увидела стрелка, неосторожно высунувшегося из-за барьера, и метко отправила в него стрелу.
В груди приближающегося огра засели четыре стрелы, но он упрямо шел – прямо на Пайкела и беспомощную Шейли.
Глаза дворфа расширились в притворном ужасе, и Пайкел съежился – Шейли даже вскрикнула невольно. Однако в последний момент Пайкел выпрямился и взмахнул черпаком, выплеснув кипяток в морду огра.
Огр, как и ожидалось, дернулся, вскинув руки к обожженным глазам, что стоило ему потери и без того неустойчивого равновесия на зеленом супе, и поскользнулся, ударившись коленями о каменную стойку. Когда же огр согнулся, пытаясь восстановить равновесие и зрение, то голова его словно взорвалась – это дубина дворфа опустилась на затылок врага.
Пайкел отложил перемазанную мозгами дубинку в сторону и снова схватился за тарелки. Они полетели во врагов, которые вдруг отчего-то передумали нападать на чужаков, предпочтя убраться подальше от места смертоубийства.
– Никто не ведет кухонные войны лучше Валуноплечих, – заметил Айвен, и, глядя на учиненную дворфами бойню, Шейли не могла не согласиться с ним.
Но эльфийка знала: для того чтобы выиграть бой, первоначальной ярости недостаточно. Дюжины врагов остались живы, и еще больше неприятелей врывалось в комнату, переворачивая столы в надежде укрыться за ними. Она заметила еще одного лучника, выглядывающего из-за верхнего края стола, и увидела, как поднимается его лук.
Шейли оказалась проворнее и точнее. Стрела человека ушла в «молоко» (причем буквально, расколов ни в чем не повинную крынку), а вот эльфийка попала ему прямо в глаз. Однако радость Шейли угасла, как только она поняла, что у нее осталось всего пять стрел и что запасы железных тарелок Айвена и Пайкела тоже исчерпаны.
Кэддерли стоял на коленях, склонившись над тем, что осталось от их пленника, – над оторванной человеческой головой и плечами. Черная тень вины легла на сердце молодого жреца, осуждая его, твердя, что смерть этого беспомощного человека – его, Кэддерли, вина.