— Он великолепен! — пробормотала Люси.
— А если…
— А если ко мне придет король, ты хочешь сказать? О, нет. — Люси вздохнула и на миг стала печальной. — Последнюю неделю он где-то приятно проводит время, и то же самое относится к будущей неделе, я в этом не сомневаюсь.
— Это плохо, — сказала Энн, тряся головой. — Очень плохо.
— Да? У меня не было времени задуматься над этим.
— А следовало бы! Это содом, и все здесь, кажется, по уши погрязли в нем!
— Это приятное времяпровождение, при котором нельзя оставаться одной.
— Если все происходит на глазах детей, значит, что-то здесь не правильно.
— Они слишком малы, чтобы понимать, что происходит.
— Мэри, может быть, и так, но Джимми нет. Он уже начинает кой о чем догадываться. Ему ведь скоро семь. Пришло время остановиться и подумать об их воспитании.
Люси уставилась застывшим взглядом в пространство. Она любила обоих детей, но особенно Джимми. Он был такой жизнерадостный, такой очаровательный и симпатичный мальчишка, кроме того, все визитеры, а в особенности король, много для него делали.
Остепениться и жить в тиши! Присматривать за Джимми! Это все равно что птице не петь весной или пчеле не собирать меда!
Энн продолжала:
— Поговаривают, скоро произойдут какие-то перемены.
— Неужели мы отправимся в Бреду?
— Если только не куда-нибудь в другое место.
— В другое место?
— Вы ни о чем, кроме того, кто будет вашим следующим любовником, не задумываетесь. Неужели вы не замечаете, что все они ждут чего-то? Однажды они все снимутся и уедут, и что же тогда будет с вами? Они отправятся сражаться вместе с королем, а вы останетесь здесь заниматься любовью с парочкой немцев.
— Ты сегодня не в духе, Энн.
— Все дело в этих слухах, — сказала Энн. — Скоро мы тронемся отсюда, я знаю, и мне бы хотелось вернуться домой.
— Домой?
— В Лондон. Я мечтаю снова оказаться в квартирке на Полз-уолк!
В глазах Люси появилась мечтательность.
— Да, — сказала она. — Всего лишь мечты! Мечты о том, чтобы пройтись по улицам и побывать на Варфоломеевской и Саутуоркской ярмарках.
— Вновь прогуляться по галерее у Королевской биржи и вдоль реки, — с тоской сказала Энн. — Второго такого места нет, не правда ли? Там все выглядит и даже пахнет по-другому. Во всех остальных местах пасмурно и безрадостно.
— Галерея у Королевской биржи, — прошептала Люси.
В комнату вбежал Джимми. На его наплечном ремне висел игрушечный меч — подарок отца.
— Я солдат! — закричал он. — Я за короля! А вы — за парламент? Тогда вы умрете, умрете!..
Он выхватил меч и замахнулся на Энн, ловко увернувшуюся от малыша.
— Война, война, одна война, — сказала Люси. — Повсюду война. Джимми, и тот мечтает о войне.
— Я капитан, — сказал Джимми. — Я не пуританин.
Он взобрался на кровать в поисках сладостей, которые всегда были у Люси под рукой, благо любовники исправно ее снабжали этой единственной в мире материальной вещью, признававшейся Люси в качестве подарка.
Сев на кровать и расставив конфеты как солдатиков, Джимми начал их поедать, запихивая в рот одну за другой.
— А папа придет сегодня?
— Не знаем, — сказала Энн. — Но если ты объешься этих конфет, у тебя заболит живот и ты не увидишь, когда он придет.
Джимми остановился на пару секунд и продолжил уминать конфеты. В этот момент он был поразительно похож на отца.
Вошел слуга и сказал, что какой-то джентльмен хотел бы увидеть госпожу Барлоу.
— Скорее! — закричала Люси. — Мне зеркало и расческу! Энн, живо! Джимми, тебе придется уйти. Ума не приложу, кто бы это мог быть?
— Если это отец, я останусь, — сказал Джимми. — Если сэр Генри, тоже останусь. Он обещал привести мне пони и покатать на нем.
Малыш спрыгнул с кровати.
— А может быть, он привел его?
Служанка сообщила, что это не король и не сэр Генри Беннет, а пожилой мужчина, незнакомый ей и не назвавший своего имени.
Люси и Энн обменялись взглядами. Пожилой мужчина, никогда не бывавший здесь раньше? Люси нравились только молодые любовники, и она скривила рот.
— Я накину вам на плечи шаль, — сказала Энн и незамедлительно сделала это.
Люси скривилась вновь и отбросила шаль, не желая прятать пышную грудь и плечи.
В комнату вошел Эдвард Хайд. При виде чувственно откинувшейся в постели женщины он невольно отступил на шаг назад. Нравы двора не переставали шокировать его. Он вспомнил о дочери и с радостью подумал, что принцесса Оранская увозит ее прочь. С кем только не приходится иметь дело, служа моему господину, размышлял он, и мысли его вернулись к тем дням, когда он направлялся во Францию, чтобы присоединиться к королю. Его корабль был захвачен корсарами, и он, ограбленный до последней нитки, оставался невольником, пока их в конце концов не освободили.