Последние отзывы

  142  

– Расскажи мне, Минго, какая тяжесть у тебя на душе.

– Ты прав, – медленно отозвался Доминго. – В нашей среде есть шпион. Он здесь, в этом доме. Воспользовавшись преимуществом внушаемого к себе доверия, он узнавал все касающееся Испании и посылал эти сведения сэру Фрэнсису Уолсингему в Лондон. Тебе незачем далеко искать этого человека, Бласко. Он в этой комнате. Этот шпион – я!

– Ты, Доминго?! Ты выдавал врагу тайны нашей страны? Ты… священник… иезуит! Ты сделал то же, что Гиффорд сделал с Бэбингтоном?

Доминго кивнул:

– Ты должен ненавидеть и презирать меня. Я пре дал всех хороших людей, живущих в этом доме. Я предал свою сутану и свою страну.

– Ради Бога, успокойся, Доминго! Почему ты так поступил?

– Потому что они пришли ко мне в тюрьму, отвели на поле Святого Джайлса, показали, как умирают Боллард, Бэбингтон и остальные, и предложили: «Работай на нас, чтобы заслужить свободу. Если откажешься, то умрешь так, как умерли эти люди». Бласко, я молился, я просил ниспослать мне мужество, просил указать путь… Но это решение я принял сам и чувствую, что вся моя жизнь вела к этому позору. Как всегда, я подыскивал себе оправдания. Я просил себя подумать о душах, которые мог бы спасти, и покуда уверял себя, что полезнее Богу живой, нежели мертвый, видел перед собой только этих людей с веревками на шее и мясника, кромсающего их ножом. Я слышал их предсмертные крики и не мог этого вынести. Поэтому я сказал себе, как уже говорил неоднократно: «Такова воля Божья». Помоги мне, Бласко! Ради любви к Святой Деве, помоги мне! Скажи, что мне делать!

Доминго не мог смотреть брату в лицо. Он закрыл лицо руками, его тело сотрясали рыдания.

Бласко подошел и встал рядом с ним.

– Не касайся меня, – сказал Доминго. – Ведь я тебе отвратителен, и в душе ты называешь меня предателем. Ты смотришь на меня как на человека, который предал свою страну и отрекся от своего Бога.

Когда Бласко заговорил, его голос был полон жалости:

– Нет, Доминго. Я молчал, потому что предавался своим мыслям. Я ведь тоже стал предателем. Я думаю о кораблях, плывущих сюда, о чиновниках инквизиции, высаживающихся здесь со своими бичами, дыбами и раскаленным железом. Тогда я тоже превращаюсь в предателя. Я здесь, чтобы служить королю, но я больше не желаю служить ему, как, впрочем, и королеве Англии. Я приветствовал бы свободу, если бы знал, где ее найти. Доминго, ты перенес страшное испытание и предал Испанию. Многие поступали так и до тебя.

– Но я священник, – возразил Доминго. – Я люблю мою веру и предал ее, не сумев за нее умереть. Я мог бы пойти на смерть, если бы она была быстрой, но не в состоянии вынести мучительные пытки.

– Доминго, ты всегда больше других страдал от угрызений совести. Но ты требуешь от себя слишком многого. Ты такой же человек, как все мы. Некоторые скажут, что ты был слаб, но многие ли на твоем месте не проявляли бы такую же слабость? Каждый день в нашей стране людей истязают на дыбе, пока они не отрекутся от своей веры. Господь поймет, что ты хотел служить Ему, что у тебя не оставалось иного выхода. Нам нужно выбраться отсюда как можно скорее. Повторяю: мы в смертельной опасности.

– Мы в безопасности, – с горечью произнес Домин го, – покуда я продолжаю предавать свою страну.

– Мы в безопасности, только покуда они нуждаются в наших услугах. Война между Англией и Испанией неминуема. Армада готова к отплытию, и нашему королю не терпится отдать приказ. Как только это случится, я не сомневаюсь, что нас тотчас же схватят. Если армаду постигнет удача, тебя ждут жестокие пытки, потому что ты работал против Испании. Они смогут это раскрыть, если в их руки попадут твои донесения.

– А если Испания проиграет…

– Она не может проиграть. Мы ведь знаем, что у них самые лучшие корабли, какие когда-либо были построены, что эти корабли оснащены самым мощным оружием, что их вера отличается от религии этой страны.

– Ты имеешь в виду, что им помогут Бог и святые?

– Я сам не знаю, что имею в виду. Я тоже предатель, Доминго. У меня пропало желание служить моей стране. Я почувствовал это, когда видел кровавую бойню в Париже в семьдесят втором году. Теперь я чувствую то же самое.

– Ты стал еретиком, Бласко?

– Я не еретик. Я все еще католик, ибо соблюдаю ритуалы Церкви, в которой был воспитан. Но я хочу молиться Богу в мире и хочу, чтобы мои соседи могли делать то же самое, даже если они поклоняются иным богам. Что такое религия, практикуемая в нынешние времена в Англии, Испании, Франции, как не мантия, скрывающая жажду власти, скрывающая правду? И что самое при скорбное, эта мантия – алая от крови тех, кто осмелился высказать мнение, отличное от их господ. Но мы теряем время, Доминго. Нам нужно бежать отсюда.

  142