— Вы больны чумой! — крикнула им Мери. — Значит, вы должны оставаться здесь, а не разносить эту заразу по всему королевству.
— К черту правила! — вновь закричал тот же человек.
— Ты знаешь, мы обречены на ужасную смерть, — сказала Динни Крейль, обращаясь к Мери. — У каждого усилится жар, от которого помутится рассудок, и мы начнем звать мертвых. Мы будем метаться в бреду, раздирая в кровь руки и ноги. И наши тела покроются язвами. А потом мы умрем. Если повезет, то кто-нибудь из заболевших выроет для тебя могилу. В противном случае тебя просто бросят у обочины на съедение птицам.
Кто-то из детей заплакал. Несколько взрослых закрыли лица руками, однако большинство собравшихся кричали, что правила никуда не годятся и что монахи должны им помочь.
— Бог не позволит нам умереть такой смертью, — послышался уверенный женский голос.
— Сорок три человека уже умерли в нашем городе, — напомнил Мери Тедо Крейль. — Сорок три, считая и твою Бреннили. Еще пятьдесят человек знают, что больны. Самое малое пятьдесят. Наверное, это число удвоится, если добавить сюда тех, кто пока не знает, что обречен. Получается сотня. Десятая часть населения Фалида, Мери. Ты призываешь нас оставаться дома? Бесполезно. Вскоре весь город вымрет.
— Но, может, это только наш город, — попыталась возразить Мери.
Тедо презрительно хмыкнул.
— Сколько кораблей зашло в нашу гавань с тех пор, как мы узнали о чуме? А сколько до этого? И откуда чума пожаловала к нам, если никто из заболевших не уезжал из Фалида? Нет, милая Мери, чума пришла к нам извне. Можешь не сомневаться, чума распространяется вширь и вглубь, и монахи должны что-то с этим сделать. С тобой или без тебя, но мы пойдем в Сент-Гвендолин. Мы будем просить настоятельницу Делению и ее братьев и сестер вылечить нас.
— Рассказывают, что один монах по имени Эвелин убил демона-дракона, — вмешалась Динни. — Если монахи способны победить дракона, значит, у них есть силы победить чуму!
Вновь послышались одобрительные крики, и толпа двинулась по раскисшей дороге. Динни Крейль крепко держала Мери за руку, помогая ей идти. Мери то и дело оглядывалась на крохотную могилу, и все внутри ее сопротивлялось и не желало бросать малышку Бреннили одну. Что будет с Бреннили, если Мери умрет вдалеке? Кого положат рядом с ее девочкой? И позаботятся ли о том, чтобы перезахоронить Бреннили, если дожди вымоют ее гробик на поверхность? Сердце Мери разрывалось. Она не верила, что монахи сумеют или захотят им помочь. Тем не менее она шла вперед.
Мери казалось, что только крайняя слабость не позволяет ей вырваться из рук Динни — единственных рук, которые обняли ее сгорбленные плечи, чтобы утешить, когда Мери впервые обнаружила у себя признаки розовой чумы.
Вскоре идущие затянули песню о надежде и избавлении. То была молитвенная песня, и в ней воспевался святой Абель — врачеватель тела и души.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Жизнь продолжается
Я должна была уехать оттуда.
Я знала лучше кого бы то ни было, что должна покинуть Палмарис — место боли и людских раздоров. Тамошняя жизнь давила на меня. Она заставляла меня цепенеть от страданий, но главным образом — от сомнений.
Я должна была пуститься в дорогу, отправиться на север, домой, где жизнь намного проще. В Дундалисе, да и во всем Тимберленде, все упирается лишь в то, как выжить, и перед этой насущной проблемой отступают любые мелочи, отравляющие жизнь в густонаселенных краях. В глуши Тимберленда, где над людьми властвует природа, понятия об истинном и ложном, о хорошем и плохом, которые в большом городе столь часто вывернуты наизнанку, уступают место четкому понятию о последствиях. Здесь ты выбираешь дорогу, идешь по ней и принимаешь (а что еще остается делать?) последствия того, что совершил. Если бы Элбрайн погиб, сорвавшись со скалы, а не в битве с демоном-драконом, мне было бы намного легче принять его смерть. Конечно, и тогда боль и чувство утраты были бы столь же сильными и глубокими, но мне, по крайней мере, были бы ясны и понятны обстоятельства его гибели. Его смерть стала бы просто реальным событием на фоне реальной действительности. Мне не пришлось бы оценивать его смерть, задаваясь философскими вопросами о нравственности и справедливости. Но можно ли говорить, что гибель моего любимого от несчастного случая была бы менее бессмысленной?