121 
— Против нас? — удивленно повторил кентавр. — Не припомню, чтобы в Палмарисе Роджер Не-Запрешь усердствовал в работе. Да и вообще Роджер Не-Запрешь не любитель работать!
Кентавр громко расхохотался, однако Роджер, ошеломленный услышанным, даже не улыбнулся.
— Ты очень строго ее судишь, — сказал наконец Смотритель.
— Такая возможность…
— Да что толку в этой возможности, если сердце у нее совсем не там? — перебил кентавр, и его голос звучал теперь сурово и серьезно. — Ты потерял друга, и то тебя жжет эта утрата, и тебе хочется найти смысл, убедиться, что он не зря погиб. Саднит не у тебя одного. У всех нас. А Пони-то потеряла больше чем друга.
— Я любил Элбрайна, — попытался возразить Роджер, но замолчал, услышав смех Смотрителя.
Действительно, он сказал какую-то чушь. Сравнивать его отношения с Элбрайном с тем, что существовало между рейнджером и Пони, было просто нелепо.
— Ей надо время, чтобы затянулись раны, — помолчав, сказал Смотритель. — Ей надо вспомнить, кто она, почему все это было с нею, а потом найти новый смысл в том, что происходит, чтобы продолжать сражение.
— Сколько времени? — спросил Роджер. — И так уже год прошел.
— Раненому сердцу нужно больше, чем год, — тихо возразил Смотритель, и в его голосе прозвучало искреннее сочувствие к Пони, его дорогой подруге. — Дай ей время. Может, она очнется и снова начнет сражение.
— Ты говоришь «может»?
— А может, и не очнется, — без обиняков сказал Смотритель. — Не ты же будешь указывать другим, какие битвы им вести. Если человек не видит смысла в битве, силой его не заставишь.
— Но вдруг она не захочет продолжать? — воскликнул Роджер. — Какой тогда смысл в жертве Элбрайна и в его гибели?
— Спроси у себя, — ответил кентавр. — Ты слишком быстро хочешь заставить Пони жить, как прежде. А ты будешь сидеть себе на холме и пялиться на Тимберленд. Но где ж тогда сам Роджер? Он спокойно позволяет своему другу спать в могиле и даже не пытается понять смысл гибели Элбрайна.
— Мне не предлагали быть бароном или настоятелем.
— Ты и не стремился, — возразил Смотритель. — Если б хотел, сражался бы за это.
— Я отправился на север вместе с тобой, чтобы похоронить Элбрайна, — возразил Роджер.
— Ты мог бы вернуться в Палмарис задолго до конца лета, — отрезал Смотритель. — Ты никак свихнулся на Пони, парень? Это так? Или тебе за себя обидно?
Роджер попытался ответить, но быстро замолчал и вперился взглядом в лес, думая сразу о многих вещах.
— Пони сейчас нужен друг. Пусть делает то, что ей необходимо, и не нам ее судить, — резко сказал Смотритель. — Как думаешь, тебе такое по силам?
Роджер посмотрел кентавру прямо в глаза, попытавшись быть честным с самим собой, и согласно кивнул.
Вечером поднялся холодный ветер. Может, прилетел с севера, а может, здесь всегда холодно. Но ветер ничуть не мешал ей стоять здесь, в роще, перед двумя могилами. Наверное, тут даже в самый солнечный и жаркий день бывает холодно.
Пони лишь мельком взглянула на могилу Мазера Виндона, дяди Элбрайна и первого Защитника из рода Виндонов. Она представила тело, лежащее внутри каменного саркофага. Покой Мазера был нарушен дважды. Впервые это сделал Элбрайн той темной ночью, когда он отвоевал у духа своего дяди право владеть «Ураганом» — мечом, изготовленным эльфами. Во второй раз сон великого рейнджера потревожили Смотритель и Роджер, вернувшие меч тому, кому он принадлежал изначально.
Пони представила Элбрайна, лежащего в холодной земле, и от мысли о ее любимом у нее чуть не подкосились ноги. Он лежал здесь, под этими камнями, вместе с «Крылом Сокола». Этот лук изготовил для него Джойсеневиал — отец Белли’мара Джуравиля, когда Элбрайн проходил обучение у эльфов. Теперь ее любимый лежал в земле, закрыв невидящие глаза и уста, из которых больше не раздастся ни слова. Тот, кто так часто отогревал ее в своих нежных и сильных объятиях, лежал теперь в холодной земле, и никакая сила не могла вернуть его к жизни.
Вся жизнь Пони была сплошной чередой утрат. Вначале ее семья и друзья, которые все, кроме Элбрайна, погибли в результате нашествия гоблинов и великанов на Дундалис… Потом те, с кем она служила в Пирет Талме. Пони не считала их своими друзьями, но с ними ее объединяла военная служба. Эти люди погибли, когда на гарнизон напали поври… Следующее место в горестном списке заняла семья Чиличанков — ее приемные родители, от которых Пони видела только любовь. Их замучили в застенках Санта-Мир-Абель.
121 
