Я никогда не забуду ночь 14 июля. Жаркий, душный день закончился, и мы удалились в свои апартаменты.
В отличие от Людовика я не могла уснуть. Казалось, его покой никем не будет потревожен. Но пришлось его разбудить, когда прибыл гонец. Им оказался герцог де Ларошфуко де Лианкур, который спешно прискакал из Парижа с ужасной новостью. Его лицо было мертвенно-бледным, голос дрожал.
Я слышала, как он звонил, чтобы его принял король, и поднялась, накинув халат. Слуги короля вступили в спор — король спит, его нельзя тревожить в такой час!
Лианкур немногословно ответил:
— Разбудите короля, я должен его видеть.
Герцог вошел в спальню.
— Сир! — вскричал он. — Народ взял штурмом Бастилию!
Людовик сел на постель, отгоняя сон.
— Бастилия… — прошептал он.
— Они взяли Бастилию, сир.
— А как же… начальник тюрьмы?..
— Они убили де Лоная, сир. Они вошли в тюрьму с пикой, на которую была нацеплена его голова.
— Похоже, что это мятеж, — сказал король.
— Нет, сир, — серьезно ответил герцог, — это — революция.
Глава 7. Друзья покидают Версаль
Прощай, моя самая дорогая подруга! Какое это ужасное и необходимое слово:
«прощай».
Мария Антуанетта — мадам де Полиньяк
На нас обрушивался террор.
Однажды в апартаменты, где мы находились с королем, пришел с побелевшими от страха губами Артуа. Веселое выражение с его лица исчезло. Он сказал:
— На улицах Парижа убивают людей. Я только что узнал, что мое имя стоит одним из первых в списке намеченных жертв.
Я подбежала к нему и обняла. С недавних пор между нами установились прохладные отношения, но ведь он был моим деверем, когда-то мы были хорошими друзьями, и осталось так много воспоминаний о наших совместных чудачествах тех дней, когда каждый из нас не разрешал каким бы то ни было заботам тревожить нас.
— Вы должны уехать! — воскликнула я, вообразив ужасную картину, что его голова, так же как голова бедного де Лоная, болтается на пике.
— Да, — сказал король (он был единственным среди нас, кто оставался спокойным), — ты должен подготовиться к отъезду.
Про себя я подумала: а на каком месте в списке находится мое имя? Наверняка в числе первых.
Потом я подумала о тех своих дорогих друзьях (например, Габриелле), которые фигурировали в многочисленных сплетнях (моя милая, милая принцесса де Ламбаль), и сказала:
— За вами последуют и другие.
Артуа, как в старые добрые времена, отгадал мои мысли:
— Говорят и о Полиньяках, — сказал он. Я отправилась в свою комнату, где попросила мадам Кампан позвать Габриеллу. Она пришла встревоженной, я взяла ее за руки и крепко прижала к себе.
— Моя дорогая, — сказала я, — вы должны будете уехать.
— Вы меня прогоняете? Я кивнула головой:
— Пока есть еще время.
— А вы?
— Я должна оставаться с королем.
— И вы думаете…
— Я не думаю, Габриелла. Я не осмеливаюсь.
— Я не могу уехать. Я не покину вас. Здесь же дети.
— Вы хотите походить на этих мятежников, да? Разве вы тоже забыли, что я королева? Вы поедете, Габриелла, поскольку я приказываю вам ехать.
— И оставить вас?
— И оставить меня, — сказала я, — отвернувшись, — поскольку таково мое желание.
— Нет, нет! — умоляла она. — Вы не можете просить меня уехать! Мы делили так много радостей и горя… мы должны оставаться вместе. Вы будете чувствовать себя гораздо спокойнее, если я останусь, чем когда я уеду.
— Спокойнее! Иногда мне кажется, что я никогда больше не буду спокойной и счастливой. Но мне приятнее было бы думать, что вы находитесь далеко отсюда и в безопасности, нежели жить в постоянном страхе, что с вами сделают то же самое, что они сделали с Лонаем. Поэтому собирайтесь немедленно. Артуа уезжает. Каждый, кто может, должен ехать… Возможно, подойдет и наш черед. — С этими словами я выбежала из комнаты, поскольку не могла больше сдерживаться.
Я вернулась к королю. Из Парижа прибыли гонцы. Народ требовал, чтобы король находился там. Если он не приедет, они пойдут в Версаль и приведут его. Они хотели, чтобы он был в Париже; они хотели «хорошо о нем позаботиться».
— Если ты поедешь, то можешь не вернуться, — сказала я.
— Я должен вернуться, — сказал он так спокойно, как если бы выезжал на охоту.
Народ требовал, чтобы братья короля сопровождали его. Я опасалась не только за короля, но и за Артуа. Ведь о нем говорили, что он мой любовник; это была старая сплетня, но теперь старые сплетни вновь возрождались.