148 
Он пошел домой и поджарил себе яичницу. Потом лег, поставив будильник на без десяти час – больше, чем полчаса, спать он не имел права. В десять минут второго он был уже в полиции.
Он прошел в свой кабинет, покопался в записках с телефонами, сел и в один присест написал обзор ситуации. Ему хотелось понять только одно: какой минимальной информацией должен был располагать убийца. Прочитал написанное и задумался. Почему он должен все время слушать других? Почему он так легко готов расстаться с собственной теорией насчет перлюстрации почты? Он спустился в приемную. Там сидела девушка, заменявшая по воскресеньям Эббу. Он спросил, знает ли она, где сортируют истадсую почту. Она не знала.
– Узнай, пожалуйста.
– Сегодня воскресенье.
– Для нас это самый обычный рабочий день.
– А для почты?
Валландер собрался рассердиться на девушку, но решил повременить.
– Насколько я знаю, почту из почтовых ящиков забирают и по воскресеньям тоже. Значит, на почте есть дежурный персонал.
Она пообещала узнать. Валландер поспешил в кабинет с чувством, что он оторвал эту девицу от важного дела. Не успел он закрыть за собой дверь, как ему вспомнился недавний разговор с Анн-Бритт: в этом деле фигурируют два почтальона. Только сейчас он сообразил, что был и еще один. Он сел за стол, стараясь не упустить мысль. Что тогда сказал Стуре Бьорклунд? Что ему иногда кажется, что кто-то был на хуторе в его отсутствие. Кто-то посторонний. Соседи знали, что он не любит, когда его беспокоят. Единственным человеком, кто регулярно посещал его дом, был сельский почтальон.
Сельский почтальон зашел в сарай и положил туда телескоп Сведберга, подумал Валландер. Чушь какая-то. Такие мысли приходят в голову только за отсутствием других, более разумных.
Он недовольно пробурчал что-то себе под нос и принялся листать рапорты, когда в дверях возник Мартинссон.
– Как ты? Анн-Бритт рассказала о ваших приключениях – как женщина чуть не выбросилась из окна. У нас такого не было, родители Турбьорна Вернера не в том возрасте. Но трагедия, конечно, страшная. Турбьорн последнее время взял на себя все хозяйство, так что родители могли вздохнуть спокойно: преемственность соблюдена, молодое поколение продолжит их дело. У них ведь был еще один сын – погиб несколько лет назад в автокатастрофе. Теперь у них нет никого.
– Убийца о таких вещах не думает, – горько заметил Валландер.
Мартинссон подошел к окну. Валландер видел, как ему тяжело. Долго ли он еще выдержит? Когда-то Мартинссон выбрал профессию из высоких побуждений. В те годы служба в полиции казалась молодежи все менее привлекательной. А потом к полицейским и вовсе относились с презрением. Но Мартинссон стоял на своем – каждое общество имеет такую полицию, какую оно заслуживает. И он хотел стать хорошим полицейским. И стал. Но в последнее время Валландер видел, что его мучают сомнения. Он не был уверен, хватит ли коллеге пороха доработать до пенсии, особенно если у него появится выбор.
Мартинссон, не отходя от окна, повернулся к Валландеру.
– Он еще даст о себе знать.
– Риск есть.
– А что ему мешает? Его ненависть к людям, похоже, не знает границ. Никакого разумного мотива у него нет. Он убивает ради того, чтобы убивать.
– Это бывает очень редко. Скорее всего, пока мы просто не можем понять, что им движет.
– Думаю, что ты ошибаешься.
– В каком смысле?
– Если бы этот разговор происходил несколько лет тому назад, я бы с тобой согласился. Не существует необъяснимого насилия. Но все в мире изменилось. И в нашей стране все изменилось, только мы не заметили. Насилие стало нормой. Мы переступили границу. Целое поколение потеряло почву под ногами. Их просто-напросто никто не учит, что хорошо, а что плохо. Что можно, а что нельзя. Для них существуют только их собственные права. Зачем служить в полиции?
– На этот вопрос ты должен ответить себе сам.
– Я и пытаюсь.
Мартинссон сел на стул для посетителей.
– Знаешь ли ты, что Швеция стала страной, где нет законов? Кто бы мог поверить в это еще пятнадцать-двадцать лет назад? Что Швеция – страна, где правит беззаконие?
– Ну, пока не так уж все мрачно, – возразил Валландер. – Не могу с тобой согласиться. Но ты прав – все идет к тому. Именно поэтому и важно, чтобы кто-то этой тенденции противостоял. Ты и я.
– Я тоже всегда так думал. Но похоже, мы проиграли.
– Думаю, в нашей стране нет ни одного полицейского, которого время от времени не посещали бы подобные мысли, – сказал Валландер. – Но это ничего не меняет. Мы должны стоять насмерть. Мы же охотимся на этого психа. Мы идем по следу. Мы не сдаемся, и мы его возьмем.
148 
