Длинное белое платье тесно облегало гибкий стан и высокую грудь, как магнит, притягивавшую взгляды мужчин. Подчеркнутое благоразумие туалета плохо вязалось с заостренным книзу, почти треугольным лицом. Блестящие черные немного раскосые глаза горели, как угли, под высокими дугами тонких бровей, большой алый рот хищно приоткрывался. Хотя туго стянутые на затылке волосы придавали ее лицу некоторую строгость, весь облик спутницы Эда Скити дышал животной чувственностью. «Тропический темперамент», — подытожил про себя Малко. И было в ней еще нечто: властность и тщеславие, угадывавшиеся по тому, как она держала голову, как временами каменел ее подбородок.
Малко заметил, что Эд Скити украдкой тискал ее грудь своими толстыми пальцами, но она будто не замечала этого: либо влюблена без памяти, либо прекрасно воспитана. Что ни говори, ЦРУ предоставляло своим агентам возможность немного поразвлечься... Выходные дни, проведенные у Виктория Фоллс в обществе подобного создания, вряд ли можно было считать утомительной работой, даже если «Элефант Хилл» имел весьма отдаленное сходство с Лас-Вегасом. Тем не менее Эд Скити сигнализировал, что он нуждался в помощи.
Малко подавил зевок. Вылетев из Йоханнесбурга «Боингом-747» Южноафриканской авиакомпании и совершив тринадцатичасовое путешествие через всю Африку, он только пять часов назад добрался до Виктория Фоллс.
— Сэр...
Крупье в длинном платье из голубого шелка со смелым вырезом учтиво призывала Малко к порядку. За ее столом для игры в «Блэк Джек» оставалось лишь трое клиентов, а надо было держать на плаву крошечное казино «Элефант Хилл» — гордость Виктория Фоллс, островок игорного бизнеса, непонятно как оказавшийся в самом сердце Африки. Малко машинально постучал о зеленое сукно пальцем, давая понять, что желает добавить еще одну карту к своим шестерке и семерке. Почти в ту же секунду крупье открыла десятку и загребла пятидесятидолларовый жетон. Именно этого и ждал Малко, чтобы отойти от стола. Он не имел права опоздать на экскурсию «Буз Круиз» — ежедневное плавание по Замбези, устраиваемое для немногочисленных туристов. Крупье испустила такой вздох, что ее груди едва не выскочили из выреза платя.
В зале находилось не более трех десятков клиентов, половина столов была покрыта зеленым сукном. Тут было несколько человек из Южной Африки, фермеры из Булавайо и гости из Солсбери: мужчины в смокингах, дамы в длинных платьях. О ненавистной Англии в Родезии напоминала глубоко укоренившаяся привычка облачаться в вечерний костюм уже в пять часов, — ведь истинный джентльмен может напиваться только в смокинге.
Но никто никогда не видел еще цветного джентльмена, ибо такого в природе не существовало. Все свои, белые, как и всюду в Родезии с ее двумястами тысячами белокожих граждан, неуступчиво отвергавших на протяжении десяти лет шесть миллионов чернокожих туземцев вопреки необходимости, политической выгоде да и просто здравому смыслу.
В Родезии, в отличие от Южной Африки, не было апартеида, и чернокожее население теоретически имело те же права, что и белые. Но на дверях почти каждого общественного заведения скромно значилось: «Ограниченное право входа», что оставляло за владельцем право захлопнуть дверь перед цветным... Р1о для людей несведущих и для игроков казино «Элефант Хилл», куда ходили исключительно белые, все выглядело вполне благопристойно...
Выходя из игорного зала, Малко обернулся. Эд Скити со своей подругой покинули рулетку и направлялись в его сторону. Эд Скити без умолку громко говорил, хохотал, отпускал шуточки на ушко своей спутнице. Они прошли мимо Малко. Стоявшая поблизости женщина негромко сказала на ухо своему кавалеру:
— Знаешь, кто это такая? Дафна Прайс...
Это имя ничего не говорило Малко.
Все провожали взглядом точеную фигурку. Эду Скити дружно завидовали. Прежде чем перейти в круглый холл с автоматами для игры на деньги, американец обернулся и обежал взглядом маленький игорный зал. Его глаза выразительно задержались на лице Малко, словно он узнал его. Малко показалось, что он что-то хочет ему сказать. Но в следующее мгновение он вновь подхватил под руку Дафну Прайс и удалился.
Малко пошел следом.
Всполошенные пароходным гудком, на деревьях, которыми поросли болотистые берега Замбези, заверещали обезьяны. Старая посудина, пышно нареченная «Королева Африки», отвалила от пристани и двинулась вверх по реке. Черные официанты уже сновали меж двух палуб, разнося на подносах напитки для сотни изжаждавшихся туристов, доставленных двумя автобусами и тесно усевшихся на деревянных лавках. Всюду звучала немецкая речь, точно дело происходило не в глубине Африки, а на Октобер Фест. Малко беспокойно озирался: он не видел при посадке Джима Гейвена. Чувствуя, что во рту пересохло, он взял с подноса проходившего официанта бокал джина и прислонился к фальшборту на корме суденышка между двумя немцами, лихорадочно заряжавшими пленкой свои кинокамеры. Окрестность поражала красотой. На протяжении километра Замбези величаво несла свои воды по широкому плесу меж густо поросших лесом низменных берегов, заваленных причудливо громоздящимися стволами. Багряное солнце — точно такое, как в туристических буклетах — медленно клонилось к закату среди облаков, расцвеченных самыми немыслимыми красками... Кинокамеры журчали, точно мурлычущие кошки, наперебой щелкали затворы фотоаппаратов.