38 
Пропуская сквозь пальцы ее волосы, он пробормотал:
— Больше никаких шпилек… никаких заколок…
— Никаких… — зачарованно повторила Люси, гладя ладонями его мускулистые бедра, крепкие ягодицы, наслаждаясь возможностью прижиматься обнаженной грудью к его груди и чувствовать, как ей в живот упирается неоспоримое свидетельство его возбуждения. Джеймс был великолепен — исключительно, умопомрачительно великолепен.
— С первого дня работы ты была внешне и внутренне застегнута на все пуговицы и зашпилена шпильками, — сердито проворчал он. — Но теперь передо мной настоящая Люси Уортингтон, а я всегда подспудно чувствовал, что ты именно такая.
Всегда?
Джеймс стал подталкивать ее к кровати, но Люси продолжала с восторгом переваривать его признание в том, что он всегда видел в ней женщину, а не просто секретаря.
— Почему ты никогда мне даже не намекнул? — воскликнула она с тоской, вспомнив свои муки и страдания, когда была уверена, что Джеймс Хэнкок никогда не ответит на ее чувства. Хотя бы потому, что попросту не заметит их.
Джеймс уложил ее на кровать и, поставив колени с обеих сторон ее распростертого тела, с улыбкой посмотрел ей в глаза.
— Мне очень нравилась эта игра, то, как ты всячески старалась спрятаться от меня, отгородиться… — Он завел ее руки за голову, крепко обхватив запястья и не давая Люси высвободиться. — Но чем дальше заходила эта игра, тем сильнее я хотел видеть тебя вот такой — открытой, желающей меня, пылко отвечающей на мои ласки.
Может ли такое быть? Неужели все это время влечение их было взаимным?
Джеймс склонился и легким касанием языка раздвинул ее губы. Люси подняла ногу и пощекотала его под коленкой пальчиками, отказываясь так быстро капитулировать и признать его полную власть над собой. Джеймс резко дернул головой, затем с каким-то звериным урчанием освободил ее запястья, чтобы иметь возможность завести свои руки под ее ягодицы и слегка их приподнять.
Люси чувствовала, как жаркая пульсирующая плоть стучится во врата ее женственности — чуть коснется, нажмет и тут же отпрянет, и так снова и снова… От этой в высшей степени изысканной и мучительной ласки бедра Люси повлажнели, горя в ожидании решительного вторжения. Но Джеймс медлил, и Люси не выдержала — высвободив рот из плена его губ, она закричала:
— Хватит! Войди в меня, Джеймс! Сейчас… сейчас…
Казалось, именно этого страстного призыва Джеймс и ждал. Его ответом стал глубокий и быстрый рывок в самые глубины ее естества, от которого тело Люси дугой выгнулось ему навстречу. Джеймс чувствовал, как конвульсивно сжимаются и разжимаются ее мышцы, и эти ритмичные сжатия грозили ему потерей контроля.
Ноги Люси крепко обвились вокруг его талии, по ее телу пробегали волны дрожи — казалось, она взбирается на самую высокую гору, преодолевая пик за пиком. Ее руки блуждали по его телу, глаза были закрыты — все ее существо было во власти их слияния…
Они одновременно взлетели в заоблачную высь, а потом ненадолго забылись в блаженной истоме.
Затем был долгий чувственный поцелуй, исполненный благодарности, удовлетворенные вздохи, нежная ласка рук и медленное, неохотное разъединение тел.
Они смотрели в глаза друг другу с чувством, что сейчас испытали нечто особенное. Люси не знала, насколько значительно произошедшее для Джеймса, но в ее памяти всплыли слова, сказанные недавно в присутствии его матери. Как же ей хотелось верить, что это нечто большее, чем просто секс!
— Ты забыл о своем правиле всегда предохраняться, — заметила она, с тревогой следя за выражением его лица. От его ответа зависело, насколько особенной он считает ее.
Ответ, пусть и не был прямым, доставил ей удовольствие.
— Я не хотел, чтобы нас хоть что-нибудь разделяло, — с улыбкой ответил Джеймс.
— Но ведь твое правило…
Джеймс снова улыбнулся, продолжая смотреть прямо ей в глаза.
— Но ведь и ты нарушила все свои правила, не так ли? Мы оба пошли вопреки своим принципам и правилам. Например, не смешивать работу и удовольствие. Кроме того, ты ведь сказала, что мне нет необходимости предохраняться. Ты ведь не солгала, Люси? Впрочем, зачем я спрашиваю, зная, какой ты ответственный и предусмотрительный человек…
— Вряд ли сейчас меня можно считать таковой.
— А как же насчет приказов, которые ты отдавала, а я выполнял? — поддразнил Джеймс ее.
38 
