214 
— Если я буду себя так вести? — говорит он. — Офигеть!
— Ты, наверное, еще слишком молод и не помнишь «Мир Уэйна». И невзирая ни на что, судят не меня. Я не шучу, Джейкоб. Если ты еще раз выкинешь что-нибудь подобное, обвинение запихнет твой зад в тюрьму или, еще хуже, обжалует судебное разбирательство, а это означает, что все начнется по новой.
— Ты обещал, что заседание закончится в четыре часа.
— Обещал. Но в зале суда бог — это судья, и он хочет заседать дольше. Поэтому мне плевать, даже если заседание затянется до четырех ночи или судья Каттингс объявит: всем встать и показывать фокусы. Ты сядешь рядом со мной и будешь молчать как рыба.
— Ты расскажешь присяжным, почему я это сделал? — спрашивает Джейкоб.
— И почему ты это сделал?
Знаю, лучше бы я этого не спрашивал. Но сейчас не до лжесвидетельства. Думаю, между мной и Джейкобом не должно остаться недомолвок.
— Потому что я не мог ее бросить, — отвечает он, как будто констатируя очевидное.
У меня отвисает челюсть. Не успеваю я задать очередной вопрос: «Она отвергла тебя? Ты пытался ее поцеловать, а она слишком яростно сопротивлялась? Ты слишком крепко сжал ее в объятиях, и она случайно задохнулась?» — как в камеру входит пристав.
— Вас ждут.
Я делаю знак приставу, чтобы он открыл камеру. Мы заходим в зал заседаний последними, за исключением судьи и присяжных. Взгляд Эммы прикован к сыну.
— Все в порядке?
Я не успеваю ей ответить: входят присяжные и появляется судья.
— Представители сторон, — обращается он ко мне, усаживаясь в кресло. — Подойдите.
Мы с Хелен подходим к судье.
— Мистер Бонд, вы поговорили со своим клиентом?
— Да, Ваша честь, больше никаких срывов.
— Мое терпение на пределе, — признается судья. — В таком случае можете продолжать.
При той информации, которой я владею сейчас, все больше и больше шансов, что моего подзащитного признают невменяемым. Надеюсь, что присяжные все поймут с полуслова, ясно и четко. И тут на мое плечо опускается бумажный самолетик. Это записка от Джейкоба. Разворачиваю.
Я ХОЧУ ГОВОРИТЬ.
Я оборачиваюсь.
— Совершенно невозможно.
— Какие-то проблемы, мистер Бонд? — интересуется судья.
— Нет, Ваша честь, — отвечаю я одновременно с Джейкобом, который говорит «да».
С трудом сдерживаясь, я поворачиваюсь к судье.
— Нам необходим перерыв.
— Заседание началось лишь десять секунд назад! — возражает Хелен.
— Вы согласны, мистер Бонд? — спрашивает судья Каттингс. — Или что-то еще?
— Еще! — кричит Джейкоб. — Мой черед давать показания. Если я хочу дать показания, вы не можете мне препятствовать.
— Ты не будешь давать показания, — настаивает Эмма.
— А вам, миссис Хант, никто слова не давал! Мы в суде, здесь все решаю я! — орет судья Каттингс. — Мистер Бонд, приглашайте своего последнего свидетеля.
— Я бы хотел взять короткий перерыв…
— А я бы хотел быть в Невисе, но не всегда наши желания совпадают с возможностями! — отрезает судья.
Качая головой, я подвожу Джейкоба к месту для дачи показаний. Я так зол, что не могу мыслить здраво. Он скажет присяжным правду, как сказал мне, и тем самым выроет себе могилу. И дело решат если не сами слова, то манеры Джейкоба: неважно, что было сказано до этого, неважно, что скажет сам свидетель, — все присяжные запомнят странного парня, который постоянно ерзает, говорит без умолку, не демонстрирует адекватных эмоций и не смотрит собеседнику в глаза, а это все традиционные признаки вины. И неважно, что скажет Джейкоб: его поведение убедит присутствующих в его виновности — он даже не успеет и рта раскрыть.
Я открываю дверцу, чтобы он мог пройти на место свидетеля.
— Это твои похороны, — бормочу я.
— Нет, — отвечает Джейкоб. — Это мой суд.
Тут я замечаю, что он понимает: его поступок — не очень хорошая идея. Его приводят к присяге. Он тяжело сглатывает. Его глаза широко открыты и бегают по залу суда.
— Расскажи мне, Джейкоб, что происходит, когда ты нервничаешь, — прошу я.
Он облизывает губы.
— Я хожу на цыпочках или подпрыгиваю. Иногда размахиваю руками, или слишком быстро говорю, или смеюсь, хотя ничего смешного нет.
— Ты сейчас нервничаешь?
— Да.
— Почему?
Он растягивает губы в улыбке.
214 
