Особенно,... 
138 
— Мистер Макдафф, будьте любезны убраться с моей территории либо я вызову полицию!
— Очень удобно, ведь полиция уже протоптала сюда дорожку, — ерничает он, но отступает к своей машине. У двери он останавливается, в уголках губ играет грустная усмешка. — Это мир невротипичных людей, миссис Хант. Мы просто боремся за свое место в нем.
Джейкоба я застаю за компьютером.
— Билеты по тридцать пять долларов, — сообщает он, не поворачиваясь ко мне.
— Ты слышал об организации под названием «Нация неврологического разнообразия»?
— Нет. А что?
Я качаю головой и присаживаюсь на его кровать.
— Ничего.
— Геоинформационный портал «Мэпквэст» сообщает, что добраться можно за три часа восемнадцать минут.
— Куда добраться?
— До университета Нью-Гемпшира. Забыла? Доктор Генри Ли! — Он поворачивается на стуле.
— Джейкоб, ты не поедешь. Мне очень жаль, но я уверена, что доктор Ли когда-нибудь будет еще где-то выступать.
«Неужели ты тогда будешь в тюрьме?»
Мысли роятся в моей голове, как осы над одеялом для пикника. И такие же надоедливые и незваные. Я подхожу к письменному столу и смотрю на сына.
— Я должна кое-что у тебя спросить, — негромко говорю я. — Я должна задать вопрос, который не задала раньше. Мне нужно услышать твой ответ. Джейкоб, Джесс умерла. Это ты ее убил?
Он насупился.
— Я не убивал.
Воздух — я и не заметила, что затаила дыхание, — вырвался из моих легких. Я заключила Джейкоба в объятия. От неожиданности он напрягся.
— Спасибо, — шепчу я. — Спасибо.
Джейкоб никогда мне не врет. Не умеет. Он пытается, но ложь настолько заметна, что мне нужно лишь выдержать паузу, как он сдается и выкладывает правду.
— Ты понимаешь, что держать меня дома взаперти недели, месяцы можно расценить как преступное поведение? Хорошие родители не относятся к своим детям, как к животным в клетке.
— А ты понимаешь, что даже если Оливер обратится к судье, чтобы тот сделал для тебя исключение, доктор Ли выступит раньше, чем судья назначит слушание? — замечаю я. — Уверена, что выступление будут записывать. Мы сможем прослушать запись.
— Это разные вещи! — кричит Джейкоб.
Жилы у него на шее вздуваются, он вот-вот может вновь потерять контроль над собой. Размеренным голосом, напоминающим бальзам, я говорю:
— Сделай глубокий вдох. Заметен твой синдром Аспергера.
— Я ненавижу тебя, — отвечает Джейкоб. — Тут дело не в синдроме. Дело в том, что меня делают рабом в собственном доме.
Он отталкивает меня и бросается в коридор.
Я изо всех сил пытаюсь его удержать. Мне известно: иногда Джейкоб слишком заносится, и тогда я не могу уйти от перепалки.
— Ты выйдешь в эту дверь и окажешься в тюрьме уже сегодня. И на этот раз, клянусь, я и пальцем не пошевелю, чтобы тебя вытянуть, — говорю я. — Может, я на голову ниже тебя и на двадцать килограммов легче, но я все-таки твоя мать. «Нет» значит «нет».
Несколько секунд Джейкоб пытается вырваться из моих рук, а потом его пыл проходит. Без сопротивления он опускается на кровать и кладет подушку себе на голову.
Не говоря ни слова, я выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь. Стою, прижавшись к стене, обмякнув под тяжестью облегчения, которое принесло его признание. Я уверяла себя, что раньше не спросила у Джейкоба прямо, он ли убил Джесс, только по одной причине: боялась, что он разочаруется, что я могла даже допустить подобную возможность. Но истинная причина в другом: я так долго ждала, потому что боялась услышать его ответ. Как часто, в конце концов, я задавала Джейкобу вопрос с единственной надеждой услышать явную ложь?
«У меня много морщин?»
«Я только что испекла по новому рецепту. Нравится?»
«Я понимаю, что ты злишься, но ты же на самом деле не жалеешь, что твой брат родился, верно?»
Даже сегодня с места для дачи свидетельских показаний специалист, которого откопал Оливер, сказал, что дети с синдромом Аспергера не умеют лгать.
И все же…
Джейкоб сказал, что в тот вторник, когда у них была назначена встреча, Джесс с ним не разговаривала. Но он не сказал, что она умерла.
Джейкоб признался, что был у Джесс дома, но забыл рассказать, что обнаружил там полный беспорядок.
И он никогда не упоминал, что брал свое «радужное» одеяло.
Формально он говорил правду. И в то же время врал, потому что недоговаривал.
138 
