– Нормальные люди не бегают в половине пятого утра.
– Мне надо было избавиться от лишней энергии.
Я пошла в кухню, но кофеварка, которую я запрограммировала, чтобы к моему возвращению ореховый капуччино был готов, не сработала. Я проверила, включена ли Ева в сеть, нажала на все кнопочки, но дисплей не загорался.
– Черт, – выругалась я, выдергивая шнур из розетки. – Она еще не такая старая, чтобы ломаться.
Иззи подошла и подергала проводки.
– Срок гарантии еще не закончился?
– Не знаю. Я не обращаю на это внимания. Я думала, что если заплатила за то, что должно готовить мне кофе, то заслуживаю этот чертов кофе. – Я с таким стуком поставила графин в раковину, что он раскололся. Потом присела возле кухонной тумбочки и расплакалась.
Иззи опустилась на корточки рядом со мной.
– Что он сделал?
– То же самое, Из, – всхлипнула я. – Я просто тупая дура. Она обняла меня.
– Облить кипящим маслом? – предложила она. – Отравить? Кастрировать? Выбирай.
Это меня немного развеселило.
– Ты и сама могла бы выбрать.
– Только потому, что ты сделала бы то же самое для меня. Я положила голову на плечо сестры.
– Я думала, что молния не попадает в одно место дважды.
– Конечно, попадает, – ответила мне Иззи. – Но только, если у тебя не хватает ума отойти в сторону.
Первый, кто поздоровался со мной в суде на следующее утро, был не человек, а собака по кличке Судья. Она осторожно показалась из-за угла, прижав уши и явно спасаясь от громкого голоса своего хозяина.
Я попыталась его успокоить, но Судье было нужно не это. Вцепившись зубами в край моего жакета – клянусь, Кемпбелл оплатит счет из химчистки, – он потащил меня туда, откуда неслись голоса.
Я услышала голос Кемпбелла, еще не повернув за угол.
– Я потратил свои силы и время. А теперь вижу, что это было напрасно. И еще я разочаровался в своей клиентке.
– Да, но не вы один разочаровались, – огрызнулась Анна. – Я наняла вас, думая, что у вас есть что-то внутри. – Она пробежала мимо меня, пробормотав себе под нос: – Придурок.
В этот момент я вспомнила свои ощущения, когда проснулась на яхте одна: разочарование, одиночество, злость на себя, за то что позволила себе попасть в подобную ситуацию.
Почему же я не злилась на Кемпбелла?
Судья подпрыгнул и положил передние лапы Кемпбеллу на грудь.
– Опустись, – скомандовал тот, а потом обернулся и увидел меня. – Ты не должна была все это слышать.
– Еще бы.
Он тяжело опустился на один из стульев в комнате переговоров и провел ладонью по лицу.
– Она отказывается давать показания.
– Ради Бога, Кемпбелл. Она не может ничего возразить своей матери в собственном доме, не говоря уже о перекрестном допросе. Чего еще ты ожидал?
Он испытующе посмотрел на меня.
– Что ты скажешь судье Десальво?
– Ты спрашиваешь из-за Анны или просто боишься проиграть процесс?
– Спасибо, мне не нужен психоанализ.
– Ты не хочешь спросить себя, как тринадцатилетней девочке удалось зацепить тебя за живое?
Он поморщился.
– Почему ты просто не пойдешь и не утопишь меня, как собиралась сделать с самого начала?
– Потому что речь идет не о тебе, а об Анне. Хотя я прекрасно понимаю, почему ты так думаешь.
– Что ты хочешь сказать?
– Вы оба трусы. Вы оба постоянно бежите от себя. Я знаю, чего боится Анна. А ты?
– Я не понимаю, о чем ты.
– Нет? А где же твое остроумие? Или очень трудно шутить о том, что так больно ранит? Ты каждый раз отступаешь, когда кто-то становится тебе слишком дорог. Пока Анна оставалась твоей клиенткой, все было нормально. Но как только ты начал переживать за нее, возникли проблемы. А я? Со мной можно один раз переспать, но ни о каких чувствах не может быть и речи. Единственный, с кем ты сохранил отношения, – твой пес, однако и это государственная тайна.
– Ты ничего не понимаешь, Джулия…
– Нет, на самом деле, я единственный человек, который способен показать тебе, какое ты ничтожество. Но тебя это устраивает, ведь так? Если все будут считать тебя ничтожеством, то никто не захочет любить тебя. – Я замолчала и посмотрела на него. – Обидно узнавать, что кто-то видит тебя насквозь. Да, Кемпбелл?
Он встал с каменным лицом.
– Мне нужно идти работать.
– Конечно, – съязвила я. – Только постарайся отделить работу от чувств, а то, не дай Бог, окажется, что у тебя тоже есть сердце.
Я повернулась, чтобы уйти, пока не унизила себя еще больше, и услышала голос Кемпбелла: