— Эти возлияния сказывались на ваших отношениях с дочерью?
— Мне хочется верить, что она знала, как сильно я ее люблю. Я помню ее только счастливой.
— Миссис Васкез, вы алкоголичка?
— Да. — Мать смотрит присяжным в глаза. — Да, и всегда ею буду. Но последние двадцать пять лет я не пью.
Мама Эрика порой уезжала на несколько недель. Он говорил, что она навещает сестру, но позже я узнала, что никакой сестры у нее нет. Однажды, когда мы были еще совсем маленькими, он признался, что без нее ему лучше. Я подумала, что он сошел с ума. Как ребенок, уверенный, что его мать мертва, я бы предпочла самую несовершенную, лишь бы живую.
И ни с того ни с сего я вдруг вспоминаю, что мама оставила меня первой.
Обернувшись, я вижу, что Фиц о чем-то перешептывается с сидящим позади меня мужчиной. Судя по всему, он просит поменяться с ним местами. Когда он извлекает из кошелька двадцатидолларовую купюру, мужчина наконец встает.
— Успокойся! — говорит Фиц и сжимает мою руку в своей.
Эрик начинает перекрестный допрос. Интересно, кого он видит, когда смотрит на мою мать. Меня? Или свою мать?
— Миссис Васкез, вы сказали, что помните Делию исключительно счастливой.
Я понимаю, что он называет меня Делией, чтобы напомнить всем присутствующим, кто я есть на самом деле.
— Да.
— Но вы же не все помните из тех времен, верно?
— Я хотела бы помнить больше. Мне не посчастливилось видеть, как она растет.
— В младенчестве вы ей тоже не уделяли особого внимания, — парирует Эрик. — Правда ли, что в семьдесят втором году вас арестовали за вождение в нетрезвом виде?
— Протестую, Ваша честь! — выкрикивает Эмма.
Они с Эриком подходят к судье, но микрофон улавливает лишь обрывки их беседы.
— Ваша честь, этот арест уже покрылся морщинами от старости! Он был сделан еще до рождения Бетани Мэтьюс и потому не имеет никакого отношения к делу.
— Руководствуясь статьей шестьсот девятой, я подвергаю сомнению надежность свидетеля ввиду имевшего место ранее судебного преследования. И если подойти к вопросу с формальной точки зрения, Ваша честь, Бетани Мэтьюс, будучи двухмесячным зародышем, присутствовала-таки при совершении правонарушения.
— Мистер Тэлкотт, надеюсь, вы не рассчитываете начать здесь дебаты о правах нерожденных детей? — сурово интересуется Ноубл. — Протест принят. Дамы и господа присяжные заседатели, прошу вас не принимать к сведению все, что вы только что услышали.
Но от всякого камня, брошенного в воду, расходятся круги. И продолжают расходиться, когда камень ушел на дно. Бывали ли еще случаи, когда мама водила машину в нетрезвом виде и брала меня с собой? Не всегда же ее ловила полиция…
— Миссис Васкез, — продолжает Эрик, — однажды, когда вы были с дочерью дома вдвоем, ее ужалил скорпион, не так ли?
— Да.
— Вы не могли бы рассказать нам, как это произошло?
— Ей было года три. Она полезла рукой в почтовый ящик, а там сидел скорпион.
— Вы попросили трехлетнюю дочь забрать почту?
— Я не просила, она сама решила это сделать.
— Возможно, вы не просили ее, потому что лежали без сознания, перебрав с выпивкой.
— Я, если честно, не помню…
— Да? Тогда позвольте освежить вам память. Мне можно подойти к свидетелю? — Он отдает маме папку с пометкой «Улика А, обвиняемый». — Вы узнаете этот документ, миссис Васкез?
— Это медицинская карточка из больницы Скоттсдейла.
Эрик указывает вниз страницы.
— Вы не могли бы прочесть это предложение вслух? Для присяжных.
Она кусает губы.
— Мать явилась в состоянии алкогольного опьянения.
— Эти записи ведут люди с медицинским образованием, — напоминает Эрик. — Как вам кажется, они вправе определять, кто пьян, а кто нет?
— В тот вечер никто у меня анализов не брал, — отвечает мама. — Они должны были лечить Бетани, и все.
— Большая удача — учитывая, что, когда ее доставили в больницу, она уже не дышала.
— Ее организм очень резко среагировал на яд.
— Настолько «резко», что она провела четыре с половиной часа в реанимации?
— Да.
— Настолько «резко», что ей понадобилась трахеотомия, чтобы возобновить дыхательный процесс?
— Да.
— Настолько «резко», что три следующих дня она провела в больничной палате, причем врачи постоянно говорили вам, что она может и не выжить?